Работорговец (Русские рабыни - 1)
Шрифт:
Среди взобравшихся на сцену Ирина увидела и Ольгу. Распахнувшаяся на ее груди фуфайка раскачивалась в каком-то диком чарльстоне, а руки Ольги барабанили по боковой стенке черного шкафа-колонки, но барабанили беззвучно, потому что в этом шуме, реве, буре, наверное, даже залп из орудия не показался бы громче комариного писка.
Отбросив мысль о побеге еще тогда, в умывальнике, Ирина через некоторое время к ней вернулась и, пока не началась вакханалия, даже привыкла к ней и решила все-таки испробовать, но после того, как увидела Ольгу, поняла, что зря меняла мнение. Она отвернулась, чтобы больше не видеть
19
– - Стой!
– - уже у стеклянной двери вестибюля остановил ее окрик.
Приготовившись к неприятному разговору с контролершей, Ирина обернулась, и тут же оба ее глаза стали больше самого крупного Ольгиного.
– - Ты?
– - удивленно прошептала она.
– - Я, -- ответила Ольга.
У нее было до того спокойное, совершенно без красноты лицо, словно это не она, а ее двойник плясал минуту назад на сцене.
– - Ты что, мандражируешь?
– - наклонив к плечу голову, посмотрела Ольга так, словно метилась, в какую часть скулы ударить.
– - Я как-то... резко все... сразу... как-то...
– - А учебных побегов не бывает. Или сразу, или...
– - Ты думаешь, получится?
И, как назло, вспомнилась чернота лестничных пролетов, в которые она падала. Вспомнилась холодной черной бездной, и только теперь Ирина вдруг с ужасом осознала, что охота за ней, может, еще и не окончена. А то, что затихло все, что нет больше покушений, -- всего лишь тщательная, обдуманная подготовка решающего покушения.
– - Я увере...
– - Ладно, -- махнула Ирина.
– - Что нужно делать?
Ольгина голова всплыла от плеча. Правый глаз стал еще больше и еще заметно крупнее, чем левый. В нем жило что-то такое, что и удивляло, и настораживало, и одновременно успокаивало.
– - За мной, -- направилась к служебному входу за сцену Ольга.
А там бушевал скандал.
– - Я в гробу видала эти гадские сьемки!
– - истерично, с повизгиваниями орала певица и швыряла в киношников всем, что попадало под руку: нотами, барабанными палочками, какими-то коробками. Улетел шлифовать лысину режиссера черный микрофон. Попала в уже и без того оглохшее ухо оператора зажигалка. Охнул от радости кто-то из ассистентов, увернувшийся от медной тарелки.
– - Сво-о-олочи! Зачем вы меня сюда привезли?!
– - вопила она, сглатывая сладкие от грима слезы.
– - Они зар-разные! Они все -- зар-разные! Я заболею и умру, а вы все будете смеяться! Вы меня ненавидите-е-е!.. И я... и я...
– - тыкала она во все стороны пальцем с длинным, хищно загнутым на конце отлакированным фиолетовым ногтем.
– - И тебя... и тебя... всех ненави-и-и-ижу-у-у!
– - Эсмегальдочка, миленькая, успокойся, -- по-молитвенному сложив руки на груди, осторожненько надвигался на нее режиссер.
– - Мы отсняли чудные, ну пгосто чудные кадгы... Кгики толпы, отличный антугаж... Эсмегальдочка, даже стгиптиз... есть даже тюгемный стгиптиз... Такого нет даже у Феллини!.. А это так совгеменно!..
– - Да пошел ты, сука, на хрен со своим стриптизом!
– - хрипела пенными губами певица.
– - Они -- заразные!..
Из глубины кулис тенью метнулся директор певицы.
– - Что случилось? На пять минут ушел позвонить, а тут... Что случилось, Эм?
– - сжал он ей плечи и в упор посмотрел на воспаленные, залитые краснотой глаза.
– - Олеженька, милый, увези... увези меня скорее отсюда!
– подергивала певица головой, словно не могла проглотить застрявший в горле огромный кусок.
– - Я догадалась... догадалась... это конкурентки из зависти, -- захлебывалась она словами, -- они его подговорили снимать в зоне, -- ткнув пальцем в направлении режиссера, чуть не попала ему по горбатому носу, -- чтобы я... чтобы я заразилась... и... и... умер... умер... ла...
Директор резко прижал к новенькому кашемировому пальто ее лицо и только потом с ужасом заметил, что грим, смешавшись со слезами, превратился в желтое месиво и теперь впечатывался пятнами -- ровно в такт дергающейся голове -- по воротнику и груди. А увидев, разъярился.
– - Уезжаем! Срочно уезжаем!
– - заорал он на музыкантов, пытающихся помочь офицерам администрации вывести девчонок из уже пустеющего зала.
– Вот гадство! Хотел же, хотел телохранителей взять, да как что дернуло... Где грузчики?! Быстро вызовите грузчиков!
– - брызнул слюной в лицо подбежавшему ритм-гитаре, на котором лоскутами висели остатки рубашки, растерзанной девчонками.
– - Ну быстрее же! Быстро подгоняйте трейлер!
Ритм-гитара, стараясь на ходу все же создать из кусочков нечто похожее на свое прежнее одеяние, захромал к лестнице. Ударник, которому удалось спасти от растерзания свою любимую майку, но не удалось уберечь лысину, расцарапанную до крови, засопел следом за ним.
Директор потащил семенившую у его бока певицу к выходу из-за кулис, музыканты и киношники шлейфом потянулись за ними.
И все -- мимо штор, мимо штор. А за шторами -- вжавшиеся в стену Ирина и Ольга.
Когда стихли последние шаги, Ирина не выдержала:
– - Что теперь?
– - почти беззвучно, одними губами спросила она.
– - Жди, -- также почти беззвучно ответила Ольга.
– - А чего?
Вместо ответа Ольга оттолкнулась спиной от стены, вслушалась в тишину и вдруг разобрала то, что Ирина даже не уловила.
– - Все. Пришла, -- пояснила Ольга и отдернула штору.
Ирина чуть не вскрикнула от испуга.
– - Принесла?
– - спросила Ольга стоящую напротив них рыжую девчонку, подругу Архинчеевой.
– - Вот. С крестовиной, -- протянула та отвертку.
– - А где толпа?
– - повернула Ольга правое ухо в сторону зала.
– - Уже выгнали?
– - Ага, -- рыжуха влюбленно смотрела на Ирину.
– - Строят во дворе. Хрен за полчаса управятся. Девки ва-аще шизанулись...
На сцене тоже никого не было. Огромный зал, словно устав от ора, выгнал всех и млел, отдыхая в звонкой тишине.
Ольга метнулась к акустическим колонкам, которые громоздились ящиками друг на дружку и по которым она так мастерски барабанила, наклонилась к динамику самого большого из них и начала откручивать шурупы. Да так быстро и ловко, словно всю жизнь до этого только этим и занималась.