Работорговец (Русские рабыни - 1)

Христофоров Игорь

– - Какое?
– - безучастно спросила певица.

– - "Джим Бим", -- прочел на этикетке директор. Хотел добавить: "Твое любимое", но не успел, потому что певица нервно лягнула ногой пустое переднее сиденье рядом с водителем.

– - Я не люблю "Джим Бим". Я его ненавижу. Хочу "Балантайн".

Директор защелкнул дипломат и крикнул скульптурной группе из четырех человек за окном:

– - Проверяйте. Только быстро.

Статуи мгновенно ожили. Каждый из пяти человек пошел к своей машине, и никто друг друга ни о чем не

спрашивал, словно подполковник мог командовать мысленно.

Захлопали двери, багажники, капоты.

Подполковник, не жалея свой новенький мундир, влез в кузов трейлера, отбросил наверх тяжелый, в серой коросте грязи, тент. Под лукавым взглядом гундосого грузчика, хрустящего огурцом, осмотрел ударную установку, зачем-то понюхал медную тарелку, заглянул во все футляры инструментов, школьной металлической линейкой прочистил все щели вдоль борта за аппаратурой.

– - А это что?
– - показал на акустические колонки.

– - Шоб звук громчее был, -- еле выжевал вместе с огурцом гундосый. Громко сглотнул.
– - Смотри за динамики не берись, а то током убьет, -соврал он.
– - Знаешь, как долго они после концерта еще напругу сохраняют?!

Отклонившись вбок, чтобы дать свету упасть на лицевую сторону акустических колонок, подполковник прошелся взглядом по ровненькой, нигде не разорванной войлочной обивке бортов, по серым пластиковым уголкам, скрепляющим скрытую под войлоком многослойную фанеру, внимательно изучил штепсельный разъем, грузовые ручки, смешной, огурцом торчащий самый маленький динамик, металлические диски решеток на двух других динамиках и вдруг заметил полуприкрученный шуруп на нижнем, самом большом диске.

– - Идите сюда, -- недовольно позвал он грузчика.

– - Пошел вон! Хамлюга!
– - взвизгнула где-то за бортом певица.
– Олег, дай ему по роже! Дай!

Подполковник выпрыгнул из трейлера, чуть не сбив с ног никуда и не думавшего идти грузчика, обернулся и увидел сцепившихся директора певицы и майора.

– - Отставить!
– - бахнул он басом, которого от себя не ожидал.

Руки майора мгновенно, словно подполковник омертвил их одним словом, упали с груди директора. А тот пнул его, но с таким же успехом он мог бы толкнуть от себя гранитную скалу.

– - Что случилось?
– - вырос рядом с ними подполковник.

– - Я пожалуюсь на вас министру, -- зашипела из-за распахнутой дверцы машины все еще сидящая в салоне певица.
– - Эта свинья... этот капитан...

– - Я -- майор...

– - Этот капитанишко копался в моих личных вещах, в моих сумках... Эта сволочь...

– - Эсмеральдочка, тебе нельзя волноваться. У тебя -- сердце, -дрогнул голос директора.

– - Это досмотр. Положено, -- проурчал нутром подполковник.
– Здесь -- закрытая зона, колония...

– - Я лично знаю вашего министра, -- прошипела певица.
– - Я пела на концерте в честь Дня милиции. Я пела потом у него на банкете. Он мне... Я вам...

– - Эсмеральдочка, успокойся, -- кажется, уже и директору надоели ее истерики.

– - В чем дело?
– - спросила всех сразу и никого конкретно подошедшая Грибанова.

Она только

что отправила со двора в жилкорпус наконец-то построенных, но не успокоившихся воспитанниц, она ненавидела себя за то, что согласилась провести эти жуткие съемки, и все еще стоящие на территории колонии киношники и певица настолько усиливали эту ненависть, что облегчить ее она могла лишь выгнав их отсюда.

– - В чем дело?
– - хмуро повторила она.

– - Досмотр. В соответствии с инструкцией. А граждане протестуют, -смотрел прямо в глаза Грибановой подполковник и не мог понять, почему она колеблется и не принимает его сторону.

– - Это не досмотр, а жандармский обыск, -- огрызнулась певица.
– Этот капитан, -- даже не повернулась она в его сторону, -- он... он... копался в моих трусиках и лифчиках...

– - А зачем вам столько?
– - не сдержался майор и тут же еле увернулся от просвистевшей у самого уха сумочки певицы.

– - Прекратить!
– - гаркнула Грибанова.

Крик так ударил по горлу, что оно заныло.

– - Но мы только начали, -- не мог понять подполковник, что же именно требует прекратить Грибанова.

– - Все прекратить, -- уже тише сказала она.

Замахнувшаяся сумочкой во второй раз певица обернулась на нее, и майор с неожиданной для него ловкостью отпрыгнул к "форду", из которого с интересом следил за шекспировской сценой режиссер.

– - Мне не нравится кое-что, -- сморщил лоб подполковник. В этой суматохе он уже и забыл, что же взволновало его в трейлере.
– - А-а, вот -колонки... Там один шуруп...

– - Можете забрать их себе!
– - по-царски махнула рукой певица.
– - Я это дерьмо все равно выбрасывать собралась...

– - Эсмеральдочка, ну ты что?
– - вытянул лицо удивлением директор.
– Мы их продадим.

– - Пусть остаются здесь. Я все равно "Пивэй" куплю, а эти гробы... эти гробы... Можете через них ваши танцульки озвучивать. Есть у вас в зоне танцульки?

– - Нет, -- процедила сквозь зубы Грибанова. Она уже не просто ненавидела себя, а готова была выстрелить себе в висок. Такое впечатление, что от стоящих у ворот колонии чужих людей в нее втекало что-то ядовитое, по каплям уничтожающее ее саму.
– - Увозите все.

– - А досмотр?
– - так ничего и не смог понять подполковник.
– - Мы еще "автособакой" не проверили...

Из-за "форда" шагнул к ним сержант-контролер с небольшим ящичком под мышкой -- прибором обнаружения "Гиацинт". "Автособакой" его звали потому, что беглеца в машине он обнаруживал по биению сердца. Стоило только положить его на капот. И сержант-контролер шагнул еще дальше, к трейлеру.

– - Отставить! Увозите все! Сейча-ас!
– - крикнула Грибанова в лицо подполковнику, и он вновь с ужасом ощутил давно забытое чувство собственной малости, приниженности, подавленности, которое он так часто ощущал рядом с этой женщиной еще во время их романа и именно из-за которого, а вовсе не из-за учительницы, которую он, в сущности, никогда и не любил, он и прекратил отношения с Грибановой.