Работорговец (Русские рабыни - 1)
Шрифт:
– - Я ее убью, -- еще грубее стал первый голос.
– - Неузэли тибе са мной не было плиятно?
– - настойчиво спрашивал он.
– - Мне? Да-а, прия-я-ятно... Но ты такая иногда... ну это... гру-у-убая...
– - Плосто я тебя люблю сильно. Как муж-ж...
"Азиатка", -- вспомнила и голос, и лицо Ирина. Боже мой, оказывается, за нее уже начиналась драка, хотя еще вчера никто бы не смог ей доказать, что женщина может жить с женщиной. В газетах писали, что это происходит где-то далеко, где-то на Западе, но это было все
Перестав дышать, она прошла к концу ряда и только тогда заметила пустую койку на верхнем ярусе прямо против окна с широкой незаклеенной трещиной. На койке лежали лишь матрац и простыня. Ирина сходила к вешалке, забрала свою фуфайку, с трудом, под боль в плече, вскарабкалась на раскачивающуюся койку. Сунула ладошку под голову, свернулась калачиком, поправила на коленях халат и прикрылась фуфайкой. На ноги ее не хватило, и пальцы, как она ни шевелила ими, все равно стали холодеть, а в затылок сквозь щели из незаклеенных окон и сквозь щель в стекле тянул холодный октябрьский ветер. Хотелось спать и хотелось плакать. Но еще сильнее хотелось удрать из колонии, в которой все было таким страшным, таким таящим в себе угрозу: люди, дома, лестницы, кровати. Даже ветер из щели был злым, колонистским, словно и не с воли долетел он до нее, а вечно юлил и юлил по двору.
Скрипнули сильнее обычного пружины на чьей-то кровати, прошуршали надеваемые на ноги тапки. Какая-то воспитанница пошла по проходу к двери.
Уже поняв, что здесь нельзя быть любопытной, Ирина все же не сдержала себя и, приподняв голову, посмотрела на идущую. Движение было вызвано скорее ожиданием опасности, чем действительно любопытством, и оно вряд ли могло чем-то помочь. С такого расстояния все казалось однообразно черным. Но в окна ударила освободившаяся от туч луна, облила комнату едким лимонным светом, и тут же Ирине показалось, что он обжег и ее изнутри.
По проходу шла Спица. У спящей контролерши она остановилась, послушала тишину, повернулась к тому месту, где еще несколько минут назад спала Ирина, внимательно всмотрелась туда, будто запоминая что-то, и вдруг тенью скользнула прочь из спального помещения.
Ее не было долго. Настолько долго, что иззябшая, с уже бесчувственными пальцами на ногах, Ирина все же уснула.
А проснулась под крик:
– - Мурку убили!
Вокруг все загрохотало, задвигалось, кто-то завизжал так, что у Ирины пусто стало в голове. Она спрыгнула с койки, чуть не упав. Онемевшме ноги не хотели держать ее.
Перед глазами белела стена из девичьих ночнушек.
– - Ой, какой ужас!
– - Где?! Дайте посмотреть, где?
– - Теперь точно -- оргпериод, строевые...
– - Чего ты гонишь! Не будет никакого оргпериода! Пусть только попробуют! Мы им живо мозги вправим!
– - Мурка ж должна была в ДИЗО кантоваться...
– - Да ее в обед освободили! Забыла, что ли?
– - Ух-х, прямо в спину!
– - Да не Мурка это! Секите: на бирке фамилия
– - А хто это, девки?
– - Да новенькая одна!
– - Какая новенькая! Вы что: ослепли?! Это ж Мурка! И наколка на руке -- ее!
– - Не подходите, девочки, следы сотрете! Сейчас начальство придет!
– - Правильно сделали, что ухайдокали. Мурка -- стерва известная, -пробасил чей-то грубый голос.
Ирина повернула на него голову и увидела азиатку. Она стояла в проходе на ледяном полу босиком, широко расставив волосатые ноги, и ночнушка смотрелась на ней, как плащ-палатка на солдате, стоящем в карауле. За руку она крепко держала маленькую, часто-часто вытирающую слезы с глаз рыжуху.
– - А ну разойдись!
– - гаркнула от двери контролерша, и белая стена, дробясь на части, растеклась по койкам.
Ирина шагнула вперед и только тогда из-за контролерши разглядела, что из маленького клетчатого холмика торчат кольцами вверх большие портняжные ножницы. Точно такие, какими она еще вчерашним утром разрезала настилаемое полотно.
– - Вот звери! Прямо в сердце!
– - прошипела согнувшаяся над холмиком контролерша.
Кто-то легонько толкнул Ирину сзади.
– - Чего тут у вас?
– - прошептали ей в затылок.
– - Говорят, новенькую зарезали?
Ирина резко повернулась и наткнулась взглядом на округлое лицо, самым необычным на котором были глаза: правый заметно больше левого. Наверное, движение Ирины получилось слишком резким, потому что девушка отпрянула и слегка побледнела, но, собравшись, вдруг быстро-быстро заговорила, смешно подергивая кончиком длинноватого для ее лица носа:
– - Теперь строевыми замордуют. И свидания отменят. И культпоходов в город не будет. И шмон за шмоном пойдут. Ни сигарет, ни водку не спрячешь, -- и вдруг резко, словно ей воткнули в рот кляп, замолкла.
Ирина тоже упрямо молчала.
– - А тебя как звать?
– - спросила девчонка.
– - Меня?
Ирине почему-то очень не хотелось именно сейчас называть себя. Мертвая девушка, лежащая на ее месте, мешала ей сделать это.
– - А я -- Ольга. Фамилия -- Забельская. Кликуха -- Слониха.
– - А почему -- Слониха?
– - удивилась сквозь усталость Ирина.
– - Почему?
– - оглянулась девушка по сторонам.
– - А у моего жениха кликуха -- Слон... Только я не из вашего, третьего...
– - Понятно, -- кивнула Ирина, увидев известковую двойку на рукаве своей собеседницы.
Надо было отдавать долг, и она чуть тише, чем до этого, произнесла:
– - А я -- Конышева Ирина.
– - А кто ж?..
– - посмотрела на убитую Ольга.
– - У нас сказали, что новенькую... Там и бирка на кровати... А кого ж?..
Ирина сглотнула намек и ответила то, что слышала:
– - Ее Муркой кто-то назвал...
– - У-у, -- прогудела Ольга.
– - Мурка -- самая крутая в вашем отряде была. Как пахан на зоне. Только зона у нас сучья...