Работорговец (Русские рабыни - 1)

Христофоров Игорь

– - Так ты и танцевать можешь?
– - впервые за сегодняшний день Ольга восхитилась Ириной, и та вдруг ощутила, что и у нее есть какая-то исключительность, что и она может не только оттенять кого-то, но и выделяться.

Кивок ответил лучше любых слов. В кивке даже была какая-то менторская снисходительность, но, как ни странно, Ольге это понравилось. Может, она лишь делала вид крутой девчонки, а сама только и искала, кому бы подчиниться, как всегда ищет женщина мужчину, за которым можно ощутить себя будто за каменной стеной. Может, и не такой уж явно сильной,

как выказывала, была она?

Оставшаяся полуоткрытой дверь камеры притягивала девчоночьи взгляды. Но особенно часто -- Ольгин. И когда бронированная плита еще сильнее подалась назад, в коридор, первой вскочила с лежака Ольга.

– - Пойдет?
– - на огромной ладони вошедшего контролера лежала пластиковая коробочка с красками.

– - Секи, Ир, -- попросила Ольга и умоляюще посмотрела на коробку, точно от одного ее взгляда краски в округлых и прямоугольных ячеечках могли приобрести те тона, которые бы ей подходили.

– - Вроде ничего, -- осматривая качающуюся на ладони пластиковую коробочку с прозрачной крышечкой, оценила Ирина.
– - Коричневый тон, правда...

– - Самая лучшая во всей колонии, -- усами качнул в сторону ладони контролер.
– - У Артюховой на час попросил.

– - Ну давай, раз лучшая, -- снисходительно проговорила Ольга и освободила ладонь от легонькой коробочки.

А контролер вздохнул в рыжие усы так, словно избавился от пудовой гири.

– - Ну, Ирка, давай!
– - под грохот камерной двери попросила Ольга, села на лежак и превратилась в мумию.

9

В черном прямоугольничке окна желтой точкой стояла звезда. Она была страшно далеко от камеры, и в том огромном пустом пространстве, сквозь которое она неслась, наверное, не существовало тюрем, колоний, охранников, контрольно-следовых полос, заборов, скудной обеденной пайки в битых алюминиевых мисках, построений на линейку, обысков-шмонов на выходе из промзоны, не существовало зависти и зла, ненависти и жадности, ревности и глупости, страха и ярости.

Звезда исчезла, словно кто стер ее рукой. Тьма в камере стала еще гуще, хотя никакого света от звезды вроде и не было.

Ирина уже хотела закрыть глаза и все-таки заснуть, но какое-то странное предчувствие заставило ее сесть на лежаке.

Села и чуть не вскрикнула. Оказалось, что не туча закрыла звезду, а чье-то лицо.

– - Т-ты... ты кто?!
– - первое, что взбрело в голову, громко спросила она.

– - Тш-ш-ш! Это я, -- прошипела Ольга и села рядом.
– - А вот потом... ну, когда на свободу выйдем,.. накрасишь меня так же?

– - А сама? Это же несложно, -- приняв ее тон, шепотом ответила Ирина. Она не заметила ничего невероятного в том макияже, который она вечером наложила Ольге на лицо, и не очень понимала ее потрясения.

– - Не-е-е, я не смогу, -- из темноты донесся Ольгин вздох.
– - Руки не из того места растут. Вот морду когтями разодрать -- это я кого хочешь... А у тебя так здорово получается. Я в зеркало смотрела: ты ж так покрасила, что у меня глаза стали одинаковые, хотя на самом деле правый-то больше

левого... Не-е, я так не смогу...

Ирина вспомнила, что Ольга и на ночь-то не стерла краски.

– - Ну ладно... Выйдем на свободу, помогу, -- согласилась Ирина, хотя и не поверила, что все-таки выйдет. Там, в стоящем в ста пятидесяти метрах от ДИЗО жилкорпусе, думала свою страшную думу девушка, поставившая себе целью жизни ее убийство.

Ольга, сев плотнее и обняв Ирину за плечи, неожиданно спросила:

– - А ты любила когда-нибудь?

Темнота спасла Ирину. Никто не видел, что она покраснела.

– - Скорее, нет... Так, увлечение... По бальным танцам...

– - Красивый парень?

– - Наверное, да...

– - А он это... признался в любви?
– - с такой мягкостью спросила Ольга, словно и не она это спрашивала, а какая-то другая девушка, которую на ночь посадили вместо нее в камеру.

– - Нет... Скорее, нет. Так, одни намеки. А потом, -- вздохнула Ирина, -- он ушел в армию, и все оборвалось.

– - А я, Ир, влюбчивая, как коза. То в одного, то в другого. Тебе вообще-то какие нравятся?
– - цепко держала она Ирину за плечи и с жалостью ощущала биение ее сердца.

– - Я и не знаю... Умные, наверно... Честные...

– - А мне, Ир, такие... ну, сверхкрутые... Чтоб вот все его боялись. Чтоб как на дискотеку завалит -- и все от него по углам разбегаются... Вот это парень!
– - помолчала и все-таки выдала свою сокровенную тайну: -- У меня сейчас на воле такой. Крутяк еще тот! "Мерс", хаза с мебелями, прикид забугорный, перстень с бриллиантом. И сам по себе -- во парень! Кулаки -по пуду! Шрам -- мировой, на всю щеку! И вообще -- три судимости за кормой.

Ирина подумала, что с судимостями в поселке "Двенадцатой-бис" столько парней и мужиков, что Ольге не мудрено было попасться на одного из них.

– - Обещал в жены взять, -- уж совсем еле слышимым шепотом выдала еще одну тайну Ольга.

– - Ждать будет?
– - наивно спросила Ирина.

– - Не-а... Со взросляка выкупит, как туда переведут. Здесь -- сучья зона. Давят нашего брата. Вроде кажется, что свободы больше, чем в другой зоне, а на самом деле -- один обман. Не-е, здесь с выкупом не получится... А на взросляке за хорошие бабки можно досрочку оформить... Придешь на свадьбу?

Истошный волчий вой вспорол тишину за окном. Он наложился на горькую Ирину мысль о том, что, может, и не суждено ей отсюда выйти, а тем более попасть на столь странную свадьбу, и вогнал в сердце такой жуткий испуг, что оно заколотило, захлебываясь и обещая вот-вот лопнуть от разрывающих его толчков.

– - Что это?
– - онемевшими губами еле спросила она, как только вой исчез.

– - А-а, ерунда!
– - махнула на отмеченное звездочкой оконце Ольга.
– Птица, наверно, на сигнализацию села. На провод, в смысле... Тот, что на заборе. По нему ж слабенький ток идет, от аккумулятора. Чтоб когда наш брат драпает, вроде и не убило, и в то же время вертухаю на вышке просигнализировало...