Работорговец (Русские рабыни - 1)
Шрифт:
Мезенцев представил землистое лицо Хребтовского, смоляные усы и глупо подмигивающую бровь. Ему почему-то меньше всего хотелось увидеть эту бровь. Словно только она одна знала, как ему тягостно в милиции, и противно подмигивала, намекая именно на это.
– - Но я на дежурстве, -- попытался отбиться он.
– - Какое, к хренам, дежурство, когда я приказываю?!
– - гаркнул в трубку Хребтовский, и короткие гудки не дали времени на ответ.
17
Хребтовский сесть не предложил. И здороваться за руку не стал. То ли боялся, что вновь промахнется ладонью,
– - Я тебе обязанности читать давал?
– - хмуро спросил Хребтовский.
Он был в уже привычном сером свитере, но лицо казалось еще землистее, чем при предыдущей встрече, будто чем дольше носил он свитер, тем сильнее краска с него переползала на кожу лица.
– - Так точно, -- с военной дубовостью ответил Мезенцев.
– - Прочел?
– - Прочел, -- соврал Мезенцев.
– - А какого хрена ты тогда на чужой территории перестрелки устраиваешь?
Свирепое, мраморно-холодное лицо Хребтовского ждало ответа. Даже бровь не дергалась, точно она тоже хотела знать, почему же это Мезенцев так глупо поступил.
– - Тот... одноглазый... мог Конышеву убить...
– - Стоп!
– - хлопнул пачкой "Мальборо" по столу Хребтовский, и полуметровая кипа бумаг качнулась в сторону Мезенцева, намереваясь его ударить.
– - Тебе неясно, что такие операции нельзя проводить в одиночку?! Тебе трудно было вызвать бригаду?! Или патрульную группу?! И вообще, неужели ты не заметил, что находишься на территории другого отделения?!
– - Заметил, -- ответил Мезенцев, хотя, кажется, ни вчера, в запале, ни сегодня, в уже спокойном состоянии, об этом даже не подумал.
– - Я мог упустить время. И тогда жизнь Конышевой...
– - Стоп!
– - врезал кулаком по столу Хребтовский, и кипа бумаг качнулась настолько сильно, что Мезенцев даже удивился, почему она не упала. Может, ее снизу штырем проткнули?
– - А вот теперь скажи: почему ты ее отпустил?! Кто тебе дал на это право?! А?!
– - И тяжелым взглядом мутных, то ли серых, то ли зеленых, то ли серо-зеленых глаз раздавил Мезенцева, размазал по карте-схеме отделения, висящей за его спиной.
– - Она попросила, -- тихо ответил он.
– - Она обещала, что придет через трое суток... нет, уже через двое...
– - Я чувствую, ты не в морпехе служил, а в колхозе, -- нервно вырвал сигарету из пачки Хребтовский, помял ее в толстых, поросших смоляными волосами пальцах и швырнул в урну.
– - Объявляю выговор за самоуправство!
– - Есть выговор!
– - машинально, по-военному отчеканил Мезенцев и этой резкостью, отработанностью ответа еще сильнее разозлил Хребтовского.
– - Выговор -- за самоуправство при обезвреживании вооруженного бандита!
– - уточнил Хребтовский формулировку.
– - А за то, что отпустил Конышеву, -- неполное служебное соответствие.
Мезенцев упрямо молчал. Неполное служебное соответствие или НСС -это уже было слишком
Хребтовский сглотнул его молчание, осмотрел новенькую форму, которая сидела в общем-то неплохо, и вдруг спросил о том, что Мезенцев ну уж никак не ожидал:
– - Зачем ты ходил в суд?
Наверное, у Мезенцева стало слишком растерянным лицо, раз Хребтовский так удовлетворенно откинулся на спинку кресла. И даже бровь, казалось, навеки прилипшая к своему месту, дернулась и так заметно мигнула, что Мезенцев сразу ощутил себя глупым маленьким щенком рядом с матерым волчищем.
– - На меня компромат искал?
Нет, Хребтовский был не волчищем. Скорее -- хитрым лисом. А Мезенцев -- куренком, загнанным в угол хлева. Еще немного -- и только перышки полетят в разные стороны.
– - Я изучал материалы суда по Конышевой, -- еле выдавил Мезенцев. Слова дались так трудно, будто он и вправду стал куренком -- безгласым, только попискивать и умеющим существом.
– - Суда... и... и следствия...
– - Понравилось?
– - пальцы Хребтовского вытянули еще одну сигарету. Щелкнула зажигалка, и едкий дым поплыл от его рта в сторону Мезенцева.
– На что похоже: на Агату Кристи или на Конан Дойля?
– - Там есть одна неувязка, -- пропустил укол мимо ушей Мезенцев.
– По материалам следствия выходит, что Конышева при ограблении магазина вынесла из него два ящика водки и три головки сыра "Атлет". Но, судя по тому, как быстро ее задержали, она не могла унести так много. И потом, куда она их дела, если обыск в ее доме, летней кухне и подвале ничего не дал, если... если не считать всего одной бутылки водки из тех двух ящиков, которая почему-то оказалась спрятанной прямо среди круп в летней кухне?
– - Значит, был сообщник, -- отпарировал Хребтовский.
– - Но она его не выдала. Одну бутылку оставила себе... Наверно, из жадности, а остальные он упер к себе...
– - Я просмотрел фотографии с места происшествия, -- упорствовал Мезенцев.
– - Нужно было обладать немалой силой, чтобы не только разбить внешнее стекло магазина, но и так зверски покрушить витрины...
– - А сообщник?
– - напомнил Хребтовский и подмигнул.
Вот уж после этого Мезенцев ненавидел бровь сильнее, чем самого Хребтовского.
– - Но зачем так крушить?
– - попытался он внушить свое сомнение начальнику, но ответа не получил.
Мезенцев упрямо не говорил о том, что вел следствие сам Хребтовский, хотя уже в одном этом скрывался ряд странностей. Нет, тогда он еще не был начальником отделения. Хребтовский возглавлял уголовный розыск в этом же отделении и вполне мог не расследовать такое, в общем-то пустячное, дело, как ограбление магазина, тем более что оно не сопровождалось ни грабежом кассы, ни угрозой убийства. Мог поручить любому старлею-оперуполномоченному или вообще какому-нибудь курсанту-практиканту. Но он взялся за это дело сам.