Рабыня Рива, или Жена генерала
Шрифт:
Шад отпустил меня и отступил, наблюдая со стороны.
Я повторила, стараясь действовать похоже. Неосознанно скопировала, как Эмма показывала, и он сразу меня поправил.
– Нет, – он переставил мои пальцы и кисть в нужное положение и вновь отступил. – Еще.
Мы тренировались около получаса. Шад настойчиво, но терпеливо поправлял меня. Я уже привыкла к нему. Прикосновения мужа меня не смущали. Наверное, так и происходит, когда единственный, кто в тебе заинтересован и кто может помочь – иноземец. Цепкие сильные пальцы, поворачивали
– Сколько же нужно тренировок? – вздохнула я, когда устала, и опустила руку.
Запястье ныло, и вообще я серьезно вымоталась, хотя бой был учебным.
Шад даже не запыхался.
– Григорианцы из военных родов тренируются с детства. Тебе я дам несколько уроков. Позже, если захочешь, изучишь сама.
Он обтекаемо намекнул, что я не боец. Обидно.
– Ты думаешь, я не умею драться, потому что… – я осеклась. – Потому что рабыня?
– Нет, Рива, – руки Шада стиснулись на моих плечах. – Потому что ты недостаточно сильна биться григорианским кинжалом. Ты не выстоишь в поединке.
Руки спустились до талии стиснули ее.
– И надеюсь, тебе никогда не придется биться с одним из нас, потому что ты проиграешь.
Ну, хотя бы не рабство намекнул. Я действительно слабее, но лишь потому, что это моя природа. Мы стояли друг напротив друга, Шад держал и мне впервые не хотелось отступать.
– Григорианки настолько сильнее?
Шад хмыкнул и убрал руки.
– Это зависит от личных качеств. Не от пола, Рива. Часто перед боем у меня были спарринги с десантницей. Почти победила меня, – он улыбнулся с неожиданной теплотой. – Жаль ее…
– Погибла?
– Нет. Была осуждена за убийство командира.
Он отвернулся, показывая, что урок – и разговор, окончены. А может он просто о той десантнице не хотел говорить. То ли жалел ее, то ли они были близко знакомы… Шад меня историями о войне не баловал, хотя, судя по состоянию брони, едва ли не пешком ее прошел. Неожиданно я ощутила теплоту и сочувствие к мужу. Мы все хлебнули горя: каждый со своей стороны. Война зло, всех топчет.
– Не грусти, – он взглянул в затуманенные глаза, придержав меня за подбородок. – Не хотел тебя расстраивать.
– Ты не расстроил, – легко улыбнулась я, повела плечом и ушла в дом.
Остаток вечера мы провели по раздельности, но я думала о нем. Думала, пока возилась по хозяйству, приводя в порядок жилье, обустраивая, наводя уют. Как это бывает, работы было много. Шад занимался своими делами. Вечером я вышла во двор повозиться в цветнике. Напоить водой колокольчики, проверить, как там бедный маковник… Меня это успокаивало. Возвращало если не в детство, то в спокойствие – точно.
Сегодня голова была занята дурацкими мыслями.
Меня смущало, как Шад смотрит на меня.
Это продолжалось с вечера, когда мы посетили местный бал. С тех пор я постоянно ловила на себе заинтересованные взгляды. Даже сегодня, каждый раз, когда появлялась в поле зрения. Он пока ничего не говорил.
Пока между нами лишь взгляды. Но большее – это вопрос времени.
Наверное, наш спонтанный урок ближнего боя его распалил. Ему пришлось ко мне прикасаться, стоять вплотную. У меня самой Шад не выходил из головы.
Закончив с клумбой, я хотела войти в дом, но остановилась, глядя на него со стороны. Призывно светились окна. По двору разлился хрустальный звон довольных колокольчиков. Ветер приносил запах цветов и зноя. Я зверски устала, но чувствовала себя абсолютно счастливой.
И даже мысли о муже уже не так пугали.
После изнурительной работы я решила принять душ. Здесь он был скупым, словно экономили воду, зато хватало местных штучек для ухода за собой. Их я приобрела в косметической лавке накануне. Большинство товаров завозные, но были и местные. Я купила гель с гранулами, которые делали кожу гладкой и нежной. От него пахло свежестью и солью – непривычный запах для привыкшей к ароматам цветов и трав иларианки. Его нужно было наносить на тело до купания.
Я разделась в крошечной ванной. В зеркальном отражении на стене я видела себя целиком: черные волосы, которые после нанесенного масла стали похожи на тугие плети, облепившие спину, белое лицо с татуировками вокруг глаз. Сейчас я безумно себе нравилась. Как хорошо, что не свела, когда пряталась…
Подождав положенное время, я включила душ и смыла с себя косметику. Кожа действительно преобразилась. Я с удивлением водила по ногам рукой, поражаясь мягкости. Вымыла волосы, те на ощупь остались прежними, зато стали тяжелей, а когда высушила их – рассыпались по плечам волной. Масло усилило природный завиток локонов.
Я оделась, выбрав просто платье чуть выше колен, как принято здесь носить.
А когда вышла. Увидела, что дверь приоткрыта. Сюда входил мой муж, пока была в душе.
Я удивленно огляделась? Зачем? Искал меня? Слышал ведь, что в душе – постучал бы, позвал. Хотела было к нему пойти, но кое-что заметила.
На постели лежал кинжал. Шад принес его сюда.
Я взяла его ладонь, сжала, ощущая давление рукояти, сделанной не моей ладони. Попробовала подушечкой пальцев острейшее лезвие. Кинжал, конечно, предлог. Удобный, красивый предлог, чтобы войти ко мне, чтобы прикоснуться, обучая… А может, я все выдумываю, и Шад просто принес его, увидев, что забыла оружие, которое по праву стало моим.
Подождав несколько минут и все взвесив, я с кинжалом в руках вышла из комнаты.
– Не дашь пару уроков перед сном? – спросила я, остановившись на пороге его спальни.
Шад обернулся, он был без брони, но в плаще, словно куда-то собирался.
Взгляд задержался на мне. На ногах – раньше я такую длину не носила, на кинжале в руке.
– Почему нет? – согласился он, и сбросил плащ.
Понял, что серьезно настроена. А может, ему интереснее со мной провести время, чем там, куда он собирался.