Ради красоты
Шрифт:
– Сегодня я отправила в ту галерею в Москве, про которую я тебе рассказывала, свою картину, – поспешно выговорила она и замерла в ожидании приговора. Чувство счастья, радужные переливы в эту секунду покинули её.
– Теперь ты уже и в Москву собралась?! – Богдан отстранился. – Мы же дальние города даже не рассматривали! Ладно, обсудим это позже.
В этот день перед сном ей вспомнилось то роковое падение с лестницы: она вглядывалась в каменное лицо Давида, когда поднялась мелкая вибрация. Это вибрация становилась неукротимее, сильнее, отчего волосы
Чёрное небо, розовое море
– Закрывай дверь, закрывай! – радостно кричал Яните отец, вбегая в квартиру и придерживая руками автомат.
– Что это?
– Отнял. Тупицы юные совсем не шарят, кто перед ними, – ухмыляясь, поставил автомат в угол и скинул китель. На лице красовался фингал.
– Ты о ком? Ты отдашь его?
– Дай пудру глаз замазать, – проговорил отец, разглядывая себя в зеркале.
Девушка пошла к шкафу, достала косметичку.
– У нас не будет проблем? – спросила она таким тоном, словно это она была родителем.
Яня уловила в глазах отца озорной огонёк, так отражалась невозмутимая уверенность в собственной правоте. В нём не было злости, только ребячество, поэтому она невольно улыбнулась.
В эту же секунду раздался дверной звонок.
– Прыгай в окно! – смеясь, произнёс счастливый отец.
– Но я только начала рисовать.
– Иди! – настойчиво повторил он.
Яня замешкала, тогда отец подтолкнул её к двери в комнату. Обречённо вздохнула и, не взглянув на рисунок, где залитые солнцем поля искали своё продолжение, взяла сумку и открыла окно. Хоть они и жили на первом этаже, прыгать было страшно. Раздался ещё один звонок, и Яня выпрыгнула.
– Чёрт, – сказала она, взглянув на свои сине-розовые носки. Она достала телефон и, помедлив, набрала номер однокурсницы, что жила возле института. – Привет. Ты в общаге? Не одолжишь кроссовки?
Ступая по израненному лужами асфальту в одних носках, Яня ругала себя за то, что была так мягка с отцом. Но в автобусе раздражение прошло, поскольку дома, гаражи, баннеры с рекламой подрагивали в серебристой дымке тумана. Незамеченным для неё осталось лишь то, что пассажиры с любопытством разглядывали её ноги.
*
Переводя взгляд с грязных голубых кроссовок на полинялое здание института, Янита чуяла, что сегодня ей не хватит терпения, чтобы усидеть на парах. Она надела наушники и скользнула по влажной траве. Девушка ускорялась, загребала мусор ногами, пыталась поднять его выше, закрутить и запаять в воздухе, словно это были элементы единой урбанистичной картины. Она долго блуждала с колотящимся от радости сердцем, разглядывая лоснящийся металл кодовых дверей и матовое покрытие огромных фонарей.
На бугристой, наслоённой краской стене был нарисован непропорциональный
В отличие от матери, Яните нравилось, когда отец был пьян. Она понимала, какой вред здоровью наносит привычка, тем не менее различала, что в эти моменты отец был свободен: вырывался из заточения, предавался фантазиям, не бросался в безысходную волну. Янита много рассуждала после, а был ли у него другой путь, могла ли жизнь сложиться иначе, и каждый раз обречённо заключала, что мир слишком отзывчив к людям, чтобы не вручить все ключи от заветного сундука с счастьем.
Возле дверей здания, где раньше располагался торговый центр, толпились люди.
– Что здесь? – спросила Яня у школьниц.
– На втором этаже открывается галерея, – деловито произнесла то ли их мать, то ли учительница. – Это первая галерея в городе!
– Не может быть?! – завороженно проговорила Яня.
– Ты хоть знаешь, кто приехал на открытие? Хотя откуда тебе знать, – женщина оглядела Яню, значительно взглянув на кроссовки.
– Кто приехал на открытие, – передразнила женщину Янита.
– Бестолочь! К нам в город приехал сам Виталий Пресин. А нам и показать нечего, кроме необразованной молодёжи. Девочки, отойдите от неё!
– Отойдите от неё, – вновь передразнила Яня и залилась смехом.
Ровно в тот момент, когда Янита решилась дотронуться до манящего синевой банта рядом стоящей девочки, толпа продвинулась вперёд. Количество света в белоснежном пространстве ошеломляло. Яня остановилась, отшатнулась, точно произошло столкновение с чем-то нереальным, неземным, невообразимым.
– Проходите быстрее! – сказала работница галереи и подтолкнула Яниту вперёд.
Она сделала несколько шагов и снова замерла. В зале, в который бы вместилось три, а то и четыре квартиры Беловых, на каждой стене висели огромные полотна. Яня едва дышала, не в силах отвести взгляда от калейдоскопа чужих переживаний.
Возле картины с чёрным небом стоял мужчина, которому едва было за тридцать. Он улыбался и, оглядывая толпу, взметал густые смоляные брови над чуть раскосыми карими глазами.
– Рад, что вас так много. Ну что, я, пожалуй, начну. Для Лоренцо Буджардини с самого начала было очевидно, что «Чёрное небо» – не совсем его творение. Художник полагал, что это произведение послано высшими силами, чтобы постичь свет. Буджардини должен был, нет, обязан воспроизвести послание Всевышнего. В первую очередь для других, для тех, кто не слышал неземной голос. Но он и сам упорно вглядывался в тайну созданного им чёрного пространства. И что же в итоге он постигает? Что перед ним нечто такое, что не имеет конца или начала, оно само и есть начало и конец. Нуль форм.