Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук
Шрифт:
– Нина Васильевна.
– Рахмет. Горе у меня, Нина Васильевна. Большое горе. Было у меня четыре сына. Джигиты. Двое погибли на фронте. Нурлан умер мальчиком. И вот остался один сын. Тридцать шесть лет ему. Жена у него есть. А беда у них такая, что нету детей. Двенадцать лет нету и, врачи сказали, не будет. Как же так: мне умирать скоро, а я не видел внуков. Чем прогневал я аллаха?.. Да, Нина Васильевна, чуть не забыл! Ваша дочка знакома с моим Адильбеком. Они на пароходе за границу ездили. И фотокарточка у него есть. Других фотокарточек нет, а вашей дочки
– Кто их разберет, нынешнюю молодежь?!
– Это ваша дочка молодая. А у моего сына и седые волосы появились. Да вы, может, его знаете. Он большим начальником в районе работает. Начальник, а детей нет.
– И все-таки странно, Куреке: почему он сам не пришел?
— Гордый он.
– Ой ли? — усмехнулась Нина Васильевна.
Куреке внимательно посмотрел на хозяйку и покачал головой.
– Умный вы человек, Нина Васильевна! — просто сказал он. — Когда Адильбек прочитал газету, он не поверил, что ваша дочка написала туда. Она, говорит, и без газеты каждый день женихам отказывает. Иди, говорит, отец, узнай она ли это. Вот я и пришел. Приветливая у тебя дочка, Нина Васильевна. Хорошей матерью и хозяйкой будет. Мамина дочка.
— Мамина дочка, — задумчиво повторила Нина Васильевна, отгоняя случайно забредшие воспоминания.
– Я что хочу сказать, — почему-то громче обычного сказал Куреке, — нет у них в семье уважения друг к другу. Чужие они. А без детей совсем чужие,
— Ну и развелись бы, зачем мучиться?
— И я так говорю. Но у них, у начальников, какой-то обычай непонятный.
– Интересно, что за обычай?
– Если муж уйдет от жены, то его с работы прогоняют. А если жена уйдет от мужа, то его опять с работы прогоняют.
— Неужели?
– Мне Адильбек сам рассказывал. Говорит, если муж уходит, то он распутник, а если, говорит, она уйдет, то какой же ты начальник, если даже собственная жена тебя не уважает и уходит к другому мужчине. Вот так у них, Нина Васильевна.
– Не приведи господь быть таким начальником!
— Я так думаю, Нина Васильевна: пусть Адильбек уходит из начальников, зато семья будет у человека. И я среди внуков умру спокойно. А работу он всегда найдет: инженер-металлург. Помогите мне, Нина Васильевна.
– Боюсь, в этих делах я плохой помощник, — и понимая, и сочувствуя гостю, сказала Нина Васильевна.
Откуда-то издалека в комнату проникла залихватская песня не то про тучку, не то про кучку, которая по просьбе солистки должна была куда-то улететь. Песню тут же перекричало с десяток мальчишечьих голосов, умудрившихся развернуть спортивное сражение в песочке под грибком. Прогнать бы их подальше, но «дальше» было занято гаражами предприимчивых родителей, успешно подменивших хлопоты о недисциплинированных наследниках заботами о послушных лошадиных силах. И вот так каждый день: чем ближе к вечеру — тем больше шума. Но полной неожиданностью для Нины Васильевны был вопль, приглашавший ее выйти на балкон.
– Гражданка, это я — телемастер, — раздался голос снизу.
– А-а, явился. Заходи, коли пришел.
–
– Еще чего не хватало! — объявила Нина Васильевна и захлопнула балконную дверь. — Куреке, давайте пройдем на кухню и попьем чаю.
– Спасибо, Нина Васильевна, с удовольствием.
Оля, не поднимая глаз, молча прошла мимо Куреке и заняла место на диване. С полным безразличием она встретила телемастера, который от порога бочком двинулся к телевизору.
– А где же взвод автоматчиков? — спросила она.
– Сейчас будет, — хмуро пообещал телемастер. — Сеня, заходи!
На зов в комнате мгновенно объявился здоровущий парень и принял позу, напоминающую стойку боксера.
— Пока без надобности, Сеня, — снова сказал телемастер и, не рассчитывая, что его услышат, присовокупил: — Психи!
Но Оля услышала.
— Это кто — психи?
— Я ничего не говорил, — сразу стал отнекиваться телемастер, — Сеня подтвердит. Я его как свидетеля взял. На всякий случай. А по-честному, гражданочка, если бы не бригада, я сюда бы и свататься не пришел.
— Нашелся мне жених, — насмешливо отозвалась Оля. — Палкой, что ли, в наш дом гнали?
— Палкой не палкой, а когда ваша мать пожаловалась начальству, нашей бригаде сказали: лишат премии. Пришлось мне отдуваться. А знали бы они, какие тут живут…
— Какие, кто? Я сейчас маму позову.
— А я ничего не сказал. И свидетель есть. Скажи, Сеня?
— Трус несчастный! — сказала Оля.
— Сеня, записывай. По-моему, начинается.
Сеня снова вскинул руки и слегка наклонил корпус. Но ничего не происходило. Оля спокойно сидела на диване и мило улыбалась ребятам.
— Игорь, по-моему, ты зря, — пробасил здоровущий парень. — Симпатичная девушка.
— Ага, симпатичная. Ты бы еще на ее маму посмотрел, — без вдохновения строжился мастер.
— Да брось ты, Игорь!
Оля подошла к шкафу, потянула за корешок книгу, а потом, ладонью вбив ее на место, сказала:
— Давайте не будем ссориться, ребята. Согласны, Игорь, Сеня?
— Я ведь говорил. — Щеки Сени в один миг налились румянцем.
— На всякий случай, я — Оля…
— Я ведь говорил, симпатичная девушка, — сказал Сеня и обратился к Игорю: — Я пошел к машине. Гуд бай, Оля!
Он чинно поклонился, осуждающе посмотрел на Игоря и лишь потом удалился:
– Гуд бай. Ну и денек выдался!
– Что-нибудь случилось? — без всякого участия поинтересовался Игорь, потому что он начал работать и терпеть не мог в это время молчать. А Оля, наоборот, не признавала равнодушных собеседников и в этих случаях в разговор, как в огонь, подливала масла. Она сказала:
– Пустяки. Дала объявление в газету, и все равно никто замуж не берет.
— Это хорошо, когда никто замуж… — в своей манере начал Игорь, но, подсознанием уразумев, что слова складываются не те, что они необычны для поддакивания, замер с открытым ртом и отверткой на весу.