Ради жизни на земле

Драченко Иван Григорьевич

Добрались на свой аэродром удачно. Алехнович сразу попал в руки полковых эскулапов, а я, осмотрев машину (продырявленный «ильюшин» походил на решето), побежал в штаб на доклад.

На карте снова пролег маршрут разведки: Шпола — Умань — Христиновка. Прошел без всяких осложнений контрольные пункты, за исключением того, что в Умани чуть не врезался в трубу — стояла довольно низкая облачность. Возвращаясь назад, я не преминул заглянуть в Севастьяновку, где родился, провел свое детство. Самая высокая точка, с которой еще мальчишкой пришлось однажды увидеть живописное небо, была церковная колокольня. Теперь я смотрел на нее из кабины боевого штурмовика, и сердце отдавало щемящей болью.

Сквозь пелену сизого тумана вырисовывались

обугленные остовы хат, безлюдные улицы, тоскливые рощицы. Кое-где на мотоциклах прокатываются носители «нового порядка». Рядом с нашим огородом, как кроты, что-то роют гитлеровцы. Не удержавшись от соблазна передать незваным гостям пламенный привет, под крутым углом пошел вниз, направив пулеметные очереди в гущу «архитекторов». Затем угостил двумя снарядами. «Вот вам, оккупанты!» Серые фигуры бросились врассыпную, покатились по овражному скосу, поприседали, придерживая пилотки, точно они могли прикрыть их головы от разящего свинца. Помахав фашистам плоскостями, я повел ИЛ на восток.

Новый год пожаловал не с крепкими, как обычно, морозцами, а принес довольно сумбурную затяжную непогоду. Длительные дожди сменились вьюгами. Оттепели развезли дороги, с аэродромов не всегда можно подняться в воздух. Полеты проходили в крайне тяжелых метеоусловиях. Штурмовикам не часто удавалось добраться до целей: снежные бураны, низкая облачность, плохая видимость усложняли ориентирование, фонари покрывались льдом, машины становились плохо управляемыми. Но непогода не останавливала победного наступления ни на земле, ни в воздухе. Кольцо окружения сжимало горло корсунь-шевченковской группировке противника. Гитлеровское командование пыталось любыми путями спасти свои войска, попавшие в ловушку, подбрасывало к внешнему фронту окружения свежие танковые дивизии, направляло «пострадавшим» транспортные самолеты. В штаб фронта поступило указание Верховного Главнокомандующего: основной угрозой считать не те войска, которые окружены, а те, что стремятся прорвать внешний фронт. Приказ есть приказ, и выполнять его следовало невзирая на непогоду.

3 февраля шестерка «ильюшиных», ведомая командиром эскадрильи Девятьяровым, ушла в район села Капустино, на юго-запад от Шполы, с заданием найти танковую дивизию «Мертвая голова» и наносить удары до тех пор, пока не подойдет очередная смена ИЛов. Ни в коем случае нельзя было пропустить танки, которые спешили на помощь войскам, угодившим в «котел».

Мы шли на малой высоте. Куда ни кинь оком — повсюду серое однообразие. Земля словно вымерла и покрылась пепельным одеялом Наметанный глаз ведущего различил следы танковых гусениц. А где же такая нужная нам «голова», которую надо сделать по-настоящему мертвой? Примерно в трех-четырех километрах от Капустино в воздух потянулись трассы зениток. Теперь уже отчетливо видим притаившуюся колонну бронированных коробок, штук их так шестьдесят пять. Ведущий, сообщив командованию о «находке», перестроил группу в «круг».

Атакуем! С нарастающим ревом моторов «ильюшины» стремительно несутся на цель. Нажимаются кнопки электросбрасывателей бомб. Градом летят на танки из кассет ПТАБы. Делаем еще заход. Целей предостаточно — выбирай любую! Я в перекрестие прицела ловлю, на мой взгляд, самого лучшего «тигра» и вонзаю в его кормовой отсек пушечную очередь. Вражеская машина словно вспухает, и ее башня-шишак отскакивает от металлического туловища, ошпаренного космами горячего дыма. Как обезглавленный петух, танк продолжает бежать вперед.

У многих уже израсходованы боекомплекты, но ИЛы с облегченными винтами носятся над гитлеровцами, холодя их звериные души ревом моторов.

Девятьяров выводит нас из боя. На подходе следующая группа штурмовиков. В тот день три группы «ильюшиных» полка «засвидетельствовали свое почтение» танковой колонне, а артиллерийские противотанковые части, подброшенные в угрожаемый район, добили «тигров» и «пантер» гитлеровцев.

Противник, зафлажкованный

как волк, стремился вырваться из «котла», но окружение было прочным. Дух обреченности витал над фашистскими войсками. Наше командование предложило прекратить бессмысленное сопротивление. Первым это понял генерал Зейдлиц, друг генерала Штеммермана, командующего окруженной группировкой. Зейдлиц написал личное письмо Штеммерману, в котором просил того сдаться на милость победителя. Письмо и его автор Зейдлиц попали в плен. Штурмовики нашего корпуса помогли доставить письмо по адресу. Охотников выполнить столь деликатную миссию нашлось немало, но отобрали самых опытных летчиков. Они сбросили пакет на площадь перед двухэтажным домом, где располагался штаб Штеммермана. Ответа, к сожалению, не последовало. Упрямство генерала, не внявшего голосу разума, стоило фашистским солдатам очень дорого.

Облетая районы от Корсуня дальше на юго-запад, где кольцо окружения смыкалось особенно туго, я все ярче видел внушительную картину заднепровской битвы. Брошенные танки, бронетранспортеры, скелеты транспортных «юнкерсов», автомашины всех видов и марок — начиная от крохотных малолитражек до семитонок с дизельными двигателями — образовали прямо-таки выставку трофейной техники. В черноземье — густом, тягучем, мощном — перестали крутиться колеса машин, транспортеров с зерном, со снарядами, с боеприпасами, с топливом. На полях и улицах поселков валялись тысячи разорванных и обгоревших трупов.

17 февраля корсунь-шевченковская группировка была окончательно разгромлена.

В селе Джуренцы вскоре найдут труп генерала В кармане его мундира обнаружат воинское удостоверение на имя Штеммермана, семейные фотографии, право на вождение автомобиля, документ (!) на охоту в заповедниках. Фашистский генерал так и не дождался обещанной помощи от Гитлера, прихватив с собой на тот свет 55 тысяч вояк «тысячелетней империи».

…Последний раз я видел младшего лейтенанта Алексея Смирнова в воздушном бою над Мерефой. Он тогда дотянул до своих, а меня сбили зенитки. Но жизнь круто обошлась и с ним.

Октябрьским утром 1943 года Алексея вызвали на командный пункт полка и приказали в составе третьей эскадрильи (девятку ИЛов вел Николай Миронович Горобинский) вылететь на штурм колонны бронетранспортеров и минометных позиций противника восточнее села Попелястого. «Ильюшины» с басовитым рокотом один за другим вышли на взлетную полосу, и вскоре группа легла на боевой курс. Сплошные ватиновые облака плыли над Днепром. В район цели добрались в точно рассчитанное время. Заухали зенитки, рядом с ИЛами возникли серые шапки разрывов. Наземная артиллерия создала перед летящими самолетами сплошной огневой заслон. Но штурмовиков-то вел в бой сам Горобинский! Протаранив стену огня, ИЛы ринулись вниз. Тяжко, протяжно лопались бомбы, вздымая высоко вверх дымящуюся и горящую землю.

На втором заходе Смирнов, кинув послушный ИЛ в атаку, прошел на бреющей высоте и стал выбирать ручку на себя. В этот момент шальная трасса эрликона проткнула насквозь машину Алексея. Управление отказало. Пилот приказал стрелку прыгать. В СП-2 — молчание. Теперь единственное спасение — парашют. Выпрыгнул, но запутался ногою в стропах. До земли — считанные метры. Плашмя ударился о пахоту и сразу потерял сознание. Опомнившись, рядом увидел гитлеровцев-зенитчиков. Рука потянулась к пистолету, но верзила в расстегнутой куртке сорвал с Алексея шлемофон, ударил летчика по голове, затем по лицу. Немцы обыскали Смирнова, сорвали погоны и повели в сторону зенитной батареи. Обшаривая летчика, солдаты недосмотрели под стеганкой комбинезона комсомольский билет и орден Отечественной войны II степени. Алексею с язвительной улыбкой помахивал рукой тощий пожилой солдат, щурясь в кружки очков. Это он сбил нашего «ильюшина», а за это полагается, как известно, Железный крест. Рядом в огромном костре корчился самолет, в котором горел стрелок Нурмиев.