Радикал рок-н-ролла. Дин Рид

Лашевски Чак

Работа американца оплачивалась наполовину советскими рублями и наполовину долларами США. Рубли были абсолютно бесполезны в других странах мира, но на них можно было приобретать товары в России. Пока Рид репетировал, Патриция посещала музеи и театры, приобщаясь к истории и культуре страны, затем, переключив внимание на магазины, она купила большие русские шапки и теплые меховые пальто, посуду и настоящее столовое серебро. Также она приобрела видеокамеру, чтобы иметь возможность снимать на пленку то, что ими будет увидено.(141)

Патриция наслаждалась поездкой. Рид, довольный оказанным ему приемом, радостно хвастался своей женой перед сопровождавшими его музыкантами, российскими официальными лицами и звездами эстрады, с которыми встречался за кулисами. Патриция, как она это часто делала со времен начала их совместной жизни, брала с собой 35-миллиметровый фотоаппарат и делала снимки, документирующие выступления Рида, или жизнь, увиденную по дороге. Патриция обладала хорошим взглядом фотографа, что позволяло ей делать снимки, которые позже могли служить в качестве рекламных для продвижения карьеры ее мужа.

В письмах матери она описывает оркестр из 18 музыкальных инструментов, сопровождающий Рида, его песенный репертуар, включающий рок-н-ролл, народные или собственные композиции и некоторые этнические мелодии Гарри Белафонте. Рид всегда включал в программу хит 1961 года Чабби Чекера «Твист» («The Twist»), потому что под него легко танцевать. Маленький профессиональный секрет Рида состоял в том, что он не мог по-настоящему танцевать под свою собственную музыку, за неимением тех заводных ритмов, которые бы позволяли его ногам и бедрам свободно двигаться. Твист служил Риду камуфляжем, который никогда не подводил, поскольку не оставалось ни единой девчонки, испытывающей сомнения в том, что перед нею король танца.

Все шло превосходно. На одном из своих первых концертов Рид шесть раз выходил на бис, прежде чем наконец смог удалиться в гримерную. Но двадцать минут спустя организаторы концерта умоляли его вернуться на сцену, поскольку публика не хотела расходиться. Когда он появился вновь, в зале случилась небольшая потасовка, так как поклонники ринулись к сцене, пытаясь дотянуться до певца. На следующее утро в 8 часов зазвонил телефон, российские журналисты хотели взять у него интервью, и такие звонки продолжались почти весь день. Гастроли привели их сначала в Ленинград, где было холодно и снежно, а затем на юг, в Грузию, Армению и города Черноморского побережья, где было тепло, и которые напоминали Патриции Калифорнию. Затем они вернулись в Москву, чтобы дать больше концертов в столице.(142)

Когда же, завершая свое турне, Рид поспешил в другую советскую республику, Патриция осталась в Москве, с одним из официальных представителей, который помогал в организации гастрольного тура. Патриция была беременна, и пока Рид находился вдали, знакомая беда преждевременных родов вновь посетила ее. Она срочно была госпитализирована в московскую клинику, а Риду отправили телеграмму, спрашивая его разрешения на прерывание беременности. Рид телеграфировал согласие, а затем прислал еще одну телеграмму, в которой говорилось: «Пэтти, держись, потому что я люблю тебя». Следом за этой телеграммой пришла еще одна: «Наша любовь высока, словно горы, наша любовь глубока, словно море, наша любовь – теплый летний день, наша любовь всегда будет французским поцелуем. – Дино».(143)

Находясь в кремлевском госпитале, Патриция познакомилась с женами революционных лидеров Мозамбика. Советский Союз поддерживал их попытки свержения правительства, и Патрицию потрясли истории, рассказанные этими женщинами. Когда супруги, наконец, воссоединились, Патриция поведала Риду все, что услышала. Рид обернул ее рассказы в песню «Свобода – главное слово сегодня» («Freedom is the Word of Today»).

Всем африканским народам, от Анголы до Мозамбика, от Родезии и до Южной Африки нужна сегодня свобода.

Храбрецам из Вьетконга известно, откуда летят к ним бомбы, их орудия смотрят в небо – им сегодня нужна свобода.

Итальянские рабочие, правосудие вскоре предвидя, маршируют против насилия, им сегодня нужна свобода.

От Бразилии до гаучо-земли начинают вставать народы, они потребуют независимости – им сегодня нужна свобода.

И в нашей стране, в США, говорить начинают люди: несправедливости больше не будет, – нам свобода сегодня нужна. (144)

Двухмесячное турне Рида по Советскому Союзу повсюду имело грандиозный успех. Его встречали огромные и восторженные толпы зрителей. Им нравились и музыка, и сам американец. Но каким-то образом «железный занавес» заблокировал эту новость. Если представители студий звукозаписи США и слышали о фуроре, произведенном Ридом в России, они не подавали никаких признаков. Недели перетекли в месяцы, а Рид не имел никаких известий с родины. Следуя маршруту своего путешествия, он направился обратно, в испанские апартаменты, но уже намечая подыскать новый дом в Италии. По дороге Рид сделал остановку в Праге, Чехословакия, где исполнил несколько песен на государственном телевидении и дал интервью на радио. Так же, как он поступил с некоторым количеством рублей в Советском Союзе, Рид пожертвовал плату за выступление в помощь Вьетнаму. Фактически теперь он оказывал денежную поддержку северным вьетнамцам – именно тем бойцам, которые убивали не только своих братьев с юга Вьетнама, но также, и во все больших количествах, солдат американских войск. К пожертвованиям подталкивали практические соображения. В Советском Союзе и его сателлитах пользовались деньгами, которые практически невозможно было обменять на доллары или другие западные валюты. Хотя и существовали какие-то способы решения этой проблемы, они были слишком замысловаты, и Рид подумал, что для него будет проще, и для повышения его репутации в глазах хозяев будет лучше, если он оформит безвозмездную помощь. Обдумав проблему, Рид нашел оправдание денежной поддержке врагов его страны. «Люди Вьетнама и всех стран мира имеют право устраивать свои дела так, как они того желают, и решать свои внутренние проблемы путем революции, если необходимо. Нашим солдатам нечего делать во Вьетнаме, это агрессия».(145)

Дин Рид больше не тот пацифист, которым являлся благодаря своему другу Патону

Прайсу. Пройдет всего несколько месяцев до завершения этого интеллектуального путешествия, но Рид уже начинает расценивать вооруженный конфликт как законный, если он служит делу революции. Если революция происходит от имени людей, пытающихся привести к власти правительство, которое служило бы всем гражданам, Рид одобряет вооруженное восстание. По завершении этого идейного обращения он попытается объяснить его своему отцу. «Ты упоминаешь, что "ненавидишь" Патона Прайса, так как он оказал на меня дурное влияние, - писал Дин Сирилу Риду. – Думаю, что должен сказать тебе о том, что Патон не пишет мне уже более пяти месяцев, потому что ОН ТАКЖЕ ПОЛИТИЧЕСКИ СО МНОЙ НЕ СОГЛАСЕН! Ибо, как ты знаешь, Патон – пацифист, в полном смысле этого слова, он не согласен с тем, что у одного человека есть право отбирать жизнь у другого. А я больше в это не верю. Я верю, что каждый вьетнамец имеет право и обязанность застрелить любого американского солдата, вступившего на землю Вьетнама. У него есть право и обязанность сбить любой иностранный самолет, пролетающий над его страной, несущий пожары и увечья его женщинам и детям. Так что, как видишь, Патон и я теперь по разные стороны, поскольку он считает, что даже у них нет прав убивать. Я считаю, что любое убийство – это злодейство, но что все взаимосвязано. Очевидно, что человек, защищающий свою землю, страну и дом, имеет право уничтожить захватчика, который оккупирует его дом и землю. Только так справедливо».(146)

Риду не удалось повлиять на отцовские взгляды, такое вряд ли было возможно, да он и не стал тратить на это время. Перед ним была более широкая аудитория для обращения. Мышление Рида изменилось как раз в то время, когда он стоял на пороге самых плодотворных лет своей жизни – как актер и как радикал.

Глава 10. Свет, камера, депортация

В конце 60-х в среде американских актеров Италия считалась вторым Голливудом. Клинт Иствуд, Юл Бриннер и другие артисты отправлялись на юг Европы на киносъемки. Наряду с той холодностью, с которой Голливуд относился к Риду, итальянское гостеприимство казалось теплым, словно легкий ветерок Средиземноморья. Рид был нарасхват у кинорежиссеров, и он приступал к съемкам сразу же, как только запускалось производство их фильмов. Итальянские режиссеры приглашали его на главные роли вместе с такими известными актрисами, как Анита Экберг и Надя Тиллер. В 1967-м вышел фильм «Баккару» (Buckaroo). В 1968 – «Двадцать шагов к смерти» («Twenty Steps to Death») и «Три цветка» («The Three Flowers») совместного итало-испанского производства. А в 1969-м он снялся в картинах «Смерть стучится дважды» («Death Knocks Twice»), «Бронебойный бэби» («Machine Gun Baby Face»), «Сородичи Зорро» («The Cousins of Zorro») и «Пираты Зеленого Острова» («The Pirates of the Green Island»). Всего после приезда в Италию Рид сыграл в восьми фильмах.

Но именно с выходом кинокартины «Прощай, Сабата» («Adios Sabata») в 1968 году Рид оказался соблазнительно близок ко всеамериканской славе, избегавшей его почти 10 лет. Фильм был одним из серии спагетти-вестернов, снимавшихся в Италии, но с расчетом на американскую аудиторию. Ведущая роль в нем была отдана известнейшему актеру того времени – Юлу Бриннеру. Боготворимый за роль в фильме «Король и я» и главную роль в классической картине 60-х «Великолепная семерка», Бриннер все еще являлся знаковой фигурой, несмотря на то, что в последнее время кассовые сборы его фильмов не оправдывали ожиданий. Имя Рида значилось вторым после Бриннера, и роль давала ему возможность присутствия на экране вплоть до финальных титров. Голливудская студия «Юнайтед Артистс» выпустила фильм в прокат США в 1971-м, но еще в период съемок этой картины Рид убеждал себя в том, что, наконец-то, американские зрители, и что еще важнее, американские режиссеры увидят его работу и пригласят сниматься в главных ролях своих фильмов. Увы, – хотя этот фильм до сих пор периодически появляется в эфире кабельных телеканалов, – звонков из Голливуда так и не поступило. Поведение Рида на съемках также менялось. Частенько по утрам он вставал и произносил речь перед остальными членами съемочной группы, рассказывая им о своем видении проблем мира. Он говорил о помощи бедным, об освобождении от дискриминационных ограничений чернокожего населения Америки, о выводе американских войск из Вьетнама. «То были неглубоко мыслящие люди, и они этого не выносили, - говорила Патриция. – Я сказала ему: "Дин, собери столько денег, сколько сможешь, чтобы иметь возможность сражаться деньгами против денег". Богатые отправляли "к черту Дина Рида". Он злил Юла Бриннера. Когда Дин проходил мимо, Юл говорил: "Вот коммунистический ублюдок"».(147)

В августе 1967, в перерыве между съемками, Рид и Патриция поехали в горы, на знаменитый горнолыжными трассами курорт, расположенный недалеко от Рима. В летнее время курорт также пользовался популярностью благодаря своим живописным пейзажам. Супруги совершили поход в лес, и Патриция соорудила навес из веток. Пара чуть было не распалась накануне Рождества 1966 года, чуть позднее возвращения из российского турне. Тогда Патриция улетела в Калифорнию, пару месяцев жила у матери и в течение нескольких недель встречалась с игроком Американской футбольной лиги. В итоге Рид отправился за ней в Калифорнию, и они помирились. Теперь супруги вновь собирались предпринять попытку заиметь ребенка и хотели зачать его высоко в горах под звездами. Тем вечером они приготовили ужин на костре. И пока летнее солнце скатывалось за горные вершины, а сумерки сменялись темнотой ночи, Дин и Патриция сидели у огня, потягивали вино и вели беседу. Рид погладил длинные волосы жены, и, целуя, принялся расстегивать ее блузку. Неторопливо освободив друг друга от одежды, они насладились любовью, позволив прохладному ветерку гор ласкать их обнаженные тела.(148)