Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
— Выберем что-нибудь вкусненькое.
Ал, садясь за столик, положил книгу рядом на пол возле кресла. А теперь поднял.
— Вы ее помните? — спросил он.
— Ну еще бы! — сказал Шор. — Я этой книге многим обязан, — продолжал он с теплотой в голосе. — Вы никогда не слышали о старике Уилфе Барнаби, спортивном репортере? Он, кроме того, умел обеспечивать себе недурные побочные доходы. Этот старый грабитель был другом моего друга Сэма Айви, устроителя боксерских матчей. Сэм, который как-то сказал про Барнаби, что он украл бы и топящийся камин, если бы мог его унести, был человек щедрого сердца. Он мне нравился.
Но потом ему вспомнился вечер, когда Сэм Айви дал ему билет на встречу Клея с Чувало и велел ему сесть у ринга на местах, отведенных для прессы. А туда хлынули люди, утверждавшие, что они — спортивные репортеры, и предъявлявшие удостоверения от торговых бюллетеней, ежемесячников по санитарной технике, журналов женских мод, справочников строителя и тому подобных изданий.
— А настоящим репортерам сесть было негде, и старик Барнаби проклинал самозванцев на чем свет стоит. Явился старший билетер и выгнал их всех, включая меня, — сказал Шор. — Я сослался на Сэма Айви, но его нигде не было. Сгоняли меня с места как раз рядом с Барнаби. «Погодите-ка, — говорит Барнаби билетеру. — Юджин Шор? Это вы написали книжку про двух девок и священника?» И заявляет билетеру: «Этот парень — настоящий писатель и имеет право сидеть рядом со мной». А потом пробурчал себе под нос: «Не могу же я вернуться домой и рассказать жене, что позволил им выгнать автора книжки, которая ей так понравилась. Хочу сегодня спать спокойно». — Посмеиваясь, Шор сказал: — Теперь вы понимаете, Ал, почему я хорошо отношусь к этой книге?
— Мне она нравится сама по себе, — возразил Ал. — Да, кстати, я послал те две книги, которые вы надписали, моему брату в Калифорнию. Может быть, вы надпишете эту для моего отца?
Он объяснил, что чувствует себя виноватым перед отцом и хотел бы как-то загладить размолвку.
— Но знаете, — сказал Шор с сомнением, — в таком случае я на вашем месте не стал бы посылать ему эту книгу.
— Почему?
— Если вы хотите успокоить его, помириться с ним…
— Я думал, она натолкнет его на размышления.
— Вы хотите снова его расстроить? Он ведь может подумать, что вы сделали это нарочно, что вы совсем ему чужой.
— Пожалуй, вы правы, — подумав, сказал Ал. — Я с вами согласен. — Он убрал книгу и, переменив тему, спросил Шора, помнит ли тот, как он, Ал, рассказывал ему про Марка Стивенса в Риме, а потом о разговоре в парижском баре. — И вы, мистер Шор, — сказал он, — вы угадали мое позерство.
— Ну что вы, Ал…
— Ал не позер, — спокойно заметила Лиза.
— Конечно, нет, — согласился Шор. — Мне кажется, я знаю об Але очень много.
Однако его взгляд, обратившись на Лизу, задержался на ее высокой груди там, где платье натягивалось ниже вырезу, Ал заметил, что Лиза перехватила взгляд Шора. Она даже посмотрела ему в глаза, мимолетно улыбнувшись. С недоумением Ал вспомнил, как она сразу же поняла взгляд, который бросил на нее Шор при первой их встрече. И теперь взгляд, устремленный на ее грудь, словно подтверждал то первое впечатление и добавлял к нему что-то новое. Одобрение все еще было написано на лице
Но Шор в задумчивости снова налил вино в бокалы и начал медленно чертить ложкой круги на белой скатерти.
— Я подумал, Ал, — сказал он наконец, — и решил, что у вас получится нечто стоящее.
— Вы правда так считаете?
— Да.
— Можно я задам вам один вопрос?
— Задавайте.
— До сих пор, — сказал Ал, — вас удовлетворяло, что вы были безвестны. Один из тех ваятелей, что работали в Шартрском соборе. Для нас они такие, какими предстают в свете своих творений, вы понимаете меня. Но теперь…
— Возможно, мне хотелось бы увидеть себя в том свете, в какой поместите меня вы, — перебил его Шор, пожимая плечами. — Я знаю, это будет интересно. А потому, если я могу как-то помочь вам выбрать верное направление…
— Конечно, можете, — быстро сказала Лиза и наклонилась ближе к Шору. Ее красивое лицо загорелось мягким, лукавым, манящим оживлением. Длинное ожерелье скользнуло по ее груди.
— Лиза, — сказал Ал, — разреши все-таки мне самому.
Она резко выпрямилась, думая, что ослышалась.
— Могу я говорить прямо, мистер Шор? — спросил Ал.
— Давайте.
— Вы носите двубортные пиджаки. Сейчас вас можно было бы принять за председателя какого-нибудь правления. Район, где вы живете, — это район биржевых дельцов и рантье, и вы, кажется, чувствуете себя среди них как дома. Извините меня… я хотел сказать… — Он запнулся. — Теперь, когда вы в центре внимания, что-нибудь переменилось?
— Да, — сказал Шор улыбаясь. — Меня пригласили приехать как-нибудь вечером в университет и побеседовать со студентами.
— Вы поедете?
— Нет.
— И это все?
— Ну, редактор «Ивнинг уорлд» попросил меня написать большой очерк для их воскресного приложения все о том же — о моем родном городе. А что именно я напишу, они полностью оставляют на мое усмотрение.
— Так почему бы вам не взяться за очерк?
— Но к какой теме я его привяжу?
— Значит, что-то должно вас задеть по-настоящему?
— Какой смысл писать или говорить о том, что по-настоящему не задевает?
— Мне очень хочется, чтобы вы написали. Какие будут заголовки!
— Я не нуждаюсь в заголовках.
— Одно ваше имя — уже заголовок. Да и как может быть иначе?
— Дело в том, Лиза, — сказал Шор, оборачиваясь к ней с иронической усмешкой, — что Ал, по-моему, никак не возьмет в толк, почему бы мне не заработать себе газетных заголовков, пырнув жену ножом в живот, и почему я не устраиваю пьяных скандалов в барах. Верно, Ал? И не дрался со львами врукопашную в Африке? — Он презрительно фыркнул. — Ради чего? Чтобы меня здесь обожали, как местную знаменитость? Кем бы я был в таком случае?