Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
Джейсон гладил собаку и прислушивался, не проснулась ли Элен. Он на цыпочках вошел в спальню, убедился, что она спит, и, как всегда испытывая тягостный стыд, подошел поближе и принюхался, весь во власти страшного и привычного напряжения. Но когда ее веки дернулись и открылись, он улыбнулся.
— Это ты, Джейсон, — сонно пробормотала она, глядя на него одним голубым глазом, ясным и осмысленным. Он успокоился. — Поставь чайник, хорошо? — попросила она потягиваясь. — Я сейчас встану.
— Не торопись, крошка, — бросил он через плечо, выходя в кухню.
Он достал из холодильника яйца и грудинку, чтобы Элен зажарила ему яичницу, и запел. В детстве он пел в церковном хоре. Но когда Элен вошла на кухню в халатике, он замолчал и
— Как прошел вечер? — спросил он, когда она, как обычно, налила ему стакан апельсинового сока. — Что новенького?
— Я смотрела телевизор. Читала. Никто не звонил. Очень хорошо провела вечер. А у тебя что новенького?
— Ничего. — И тут он взял книгу, которую принес домой. — Скажи мне, Юджин Шор — это имя тебе знакомо?
— Шор? Юджин Шор! Это ведь писатель?
— Вот-вот. Именно он.
— О нем писали в газетах. Была даже редакционная статья, если не вру.
— Я его недавно оштрафовал.
— Ну и что?
— А он пользуется влиянием в городе, Элен? Есть у него, по-твоему, связи? Мне надоели неприятности.
— Молли недавно упоминала его имя. О нем вдруг все заговорили. А что?
— Да ничего. Попробовал задираться. Только и всего, девочка. Мне просто хотелось узнать, знакома тебе его фамилия или нет. А это его книжка. — Он рассказал ей, откуда у него книга. Но мысли были заняты другим. — Послушай, Элен, один из наших ребят спросил, в честь кого меня назвали Джейсон. Кто такой Джейсон?
— Что? Ну ты — Джейсон.
— Я спрашиваю, кто был первый Джейсон.
— Это от греческого имени Ясон. Он ездил за золотым руном.
— А что такое руно?
— Кажется, шерсть золотого барашка.
— Чистая шерсть без синтетики! — усмехнулся он. — А книжку ты почитай.
— Пожалуй, — сказала она, перелистывая страницы. — Вроде бы интересная. За ночь прочту.
Ночью на дежурстве ему было приятно думать, что вот она сидит дома и читает. Утром, когда он вернулся, его уже ждал завтрак и она была совсем такой, как прежде.
— Очень трогательная история, — сказала она задумчиво. — Две проститутки и священник. Знаешь, Джейсон, сюжет любовный, но написано как-то возвышенно. Помнишь, как я прежде интересовалась такими книгами? И всегда играла главные роли в школьных спектаклях? Хорошо было, правда? И скетч, который я написала. Неужели он и вправду был такой смешной? Все так хвалили меня! Я только и разговаривала с тобой что про книги, которые читала, правда? Мне все это казалось необычайно важным.
Он молчал, и это ее сбило.
— О чем я говорила? Ах да! Сюжет. Между священником и епископом возникает очень интересный конфликт. А действие происходит у нас в городе, в районе, который ты хорошо знаешь. В твоем районе. Потому-то меня это так и тронуло. Нет, правда, обязательно прочти.
— А зачем?
— Будешь узнавать места.
— Ну ладно, может, и прочту.
Джейсон не сомневался, что Шор знает об этом районе куда меньше его. Чтобы прочесть книгу, ему потребовалось три дня. Он не привык читать романы, но хотелось с полным правом сказать: «Вот дурак, хоть бы знал то, про что пишет». Однако, медленно читая книгу, он поймал себя на том, что верит каждому слову в ней. Кончил он ее перед самым обедом и некоторое время сидел задумавшись.
— Вот уж не ждал, что кто-то станет распускать нюни из-за пары уличных девок, — сказал он с пренебрежительным смешком. — У этого священника не все дома, Элен. И зря епископ не взгрел его как следует.
— Так он же с ним расправился.
— Да, верно. И правильно сделал.
— Но книга очень правдивая, ты согласен, Джейсон?
— Да что ты, Элен. Душещипательная бодяга — вот и все. — Он снова пренебрежительно засмеялся. Однако, сидя с книгой на коленях, он погрузился в размышления, потому что все время, пока он читал, перед ним маячил Шор: он снова
Потом Джейсон заметил, что прислушивается к шагам Элен в спальне. Каждый доносившийся оттуда звук отзывался в нем смутной тревогой. Что-то в книге Шора по-настоящему его задело, а шаги Элен и шорохи в спальне вдруг перевели все на личную обиду, которую усугубляло воспоминание о том, с каким презрением смотрел на него Шор. Священник в книге — священник Шора — относился к двум проституткам с сердечной заботливостью, с нежной заботливостью, но и только. Ни о чем другом он и не думал. Смысл книги, с точки зрения Джейсона, заключался в том, что этот самый священник был редкостный дурак. Вся его сердечная заботливость не дала ему никакой власти ни над девками, ни над кем другим. Девки, не то чтобы сказать ему спасибо, продолжали жить как жили, а епископу пришлось вправить ему мозги. Молодец епископ! Хоть один умный человек нашелся. Но при всем своем презрении к этому попу Джейсон, прислушиваясь к шагам Элен, начал думать о нежной заботливости, с какой он относится к ней, и тут ему пришло в голову, что, знай Шор об их жизни, так, пожалуй, он бы пожалел его, как жалел священника, — за то, что он вообразил себе, будто его любовь и внимание могут оберечь Элен от бутылки. Едва подумав об этом, Джейсон опять разозлился и вновь увидел, как Шор, весь в снегу, обжигает его презрением. «Да что со мной такое?» — удивился он. Нет, ему следовало бы арестовать Шора за сопротивление полиции. Любой инспектор, любой судья сказал бы, что он поступил правильно, если бы арестовал Шора и препроводил в участок. Любой полицейский заслужил бы одобрение начальства, если бы не стал терпеть подобные оскорбления. Так что же с ним случилось? Неужели он почувствовал в Шоре какую-то угрозу? Нет, он не из пугливых. Но на душе стало скверно. Этого типа могли бы осудить. И тогда бы он стал тем, чем ему и положено быть: человеком с судимостью.
— Джейсон! — окликнула его Элен. — Не пора ли вывести Перси?
Пудель уже вертелся возле кресла, просительно поглядывая на хозяина.
— Ладно, — сказал Джейсон, — пошли.
В конце недели Элен предупредила его, что Молли придет пообедать с ней. Он ничего против не имел. Вернувшись домой, он позвал:
— Элен! Элен!
Она не откликнулась. Постель не была расстелена. Он рухнул на стул. Пудель вертелся рядом и норовил лизнуть ему руку.
— И ты впустил эту запойную в дом? — сказал он пуделю. — Какой от тебя толк, Перси?
Его охватила паника. Он знал, что станет еще хуже, если он будет сидеть тут, ожидая и надеясь.
Была половина десятого; он так и не снял формы. Он вышел из дома неторопливой походкой сдержанного, спокойного полицейского, сел в свою машину и поехал в центр, к городской библиотеке.
Всякий раз, когда ему приходилось проделывать этот путь — а приходилось его проделывать много раз, — он убеждал себя, что ему все равно и он готов съездить еще хоть тысячу раз. Но впервые ему было страшно идти к Молли. Ее квартира была на втором этаже старого дома. Джейсон испытывал ненависть к каждой ступеньке. Он постучал в дверь квартиры. Никто не отозвался. Постучал во второй раз, в третий, а потом холодно и без колебаний с размаху надавил на дверь всей тяжестью своего крепкого тела. Косяк треснул, от него отлетела большая щепка.