Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
На следующий день вечером позвонил Джейк. Он явно хотел ее успокоить.
— Все в порядке, Лиза, Ал со мной говорил.
— Значит, ты знаешь…
— Да. Он мне сказал.
— У него все в порядке?
— Говорит, что да.
— А где он?
— Он не сказал мне.
— Джейк… но тогда зачем ты мне звонишь?
— Ал тревожится за тебя. Ты как, Лиза?
— Я? В чем дело? Бедный Ал! — Она испугалась. — Почему ты звонишь? Что с Алом?
— Да нет, судя по тому, как он говорил, у него все спокойно, — уверил ее Джейк, а потом, как всегда, участливо спросил: — Ты одна? Может, пойдем выпьем?
— Боже мой, Джейк, не жалей меня. Я еще не впала в истерию.
— Я
Джейк, его жена и Ал с Лизой часто играли вместе на бильярде. Но теперь она решила, что Джейк просто щадит ее, ищет способа помягче сообщить ей что-то очень плохое. Она уже не сомневалась, что с Алом случилась беда.
— С удовольствием, — сказала она. — Может, бильярд — как раз то, что мне сейчас нужно.
Они договорились встретиться через час.
В бильярдную на Янг-стрит, новую, сверкающую чистотой, как больница, женщины допускались наравне с мужчинами. Пол был устлан розовым ковром, и зеленые столы под гроздьями лампочек выглядели точно сказочные пальмы на гигантском розовом цветке. У столов играли молодые женщины, и щелканье шаров перемежалось их радостными возгласами. Даже теперь Лиза по привычке поглядела вокруг, убеждаясь, что выглядит элегантнее любой из них.
Чинный твидовый пиджак Джейка, его галстук, его приветливое смуглое лицо и широкие плечи действовали на нее успокаивающе. Она почувствовала себя словно ближе к Алу. Вот и одет Джейк по-человечески — это тоже утешало ее. Он не будет изо дня в день работать в одном и том же полосатом свитере. Однако она с самого начала заметила, что Джейк как-то странно на нее посматривает. И встревожилась. Она испуганно ждала — пыталась поддразнить его загадочной улыбкой, предложила небольшую ставку на первую партию. Она то и дело уверенно обходила стол, выбирая самую удобную позицию для удара, но потом вдруг обернулась к нему, требовательно стукнула толстым концом кия по полу и твердо спросила:
— В чем дело, Джейк? Где Ал? Где он?
— Господи, Лиза, — взмолился он. — Я же объяснил, что не знаю.
— Разве ты его не спросил?
— Он не хочет, чтобы я знал.
— Значит, мне знать не положено. Понимаю. — Она так расстроилась, что ей хотелось только одного: уйти, спрятать свою боль. — Эта подлая мужская солидарность. До чего же отвратительно, — сказала она с горечью.
— Лиза… если Ал считает, что для решения всех проблем он должен остаться наедине со своей работой, пусть будет, как ему хочется. Не вмешивайся.
Его смуглое лицо было полно сочувствия, он протянул руку, но Лиза гневно ее оттолкнула.
— Я не нуждаюсь в жалости! Не смей меня опекать, Джейк Фултон!
Джейк обиженно насупился, а она поняла, что он действительно не знает, где сейчас Ал, и что она вот-вот расплачется, если он будет и дальше так смотреть на нее.
— Что ты думаешь делать, Лиза?
— Играть с тобой на бильярде, Джейк.
— Ну тогда держись!
— Я ведь старалась делать для Ала только добро. Правда, Джейк?
— Да, он знает, скольким тебе обязан.
— Проиграть другой женщине, — сказала она, чуть улыбнувшись, — это еще так-сяк. Но чтобы книгам добренького человека средних лет… О господи!
— Что-что?
— Ну Шору же!
— И ты проиграла?
— А я всегда проигрываю. Не знаю почему, — сказала она и нахмурилась, следя за том, как ее шар тихо стукнулся о другой. — Всю мою жизнь. И всегда — по-крупному. Разве ты этого не знал, Джейк?
— Когда ты научилась играть на бильярде, Лиза?
— А, давным-давно. Как-то, когда мой отец приехал на день в город, он до вечера учил меня гонять шары. Своеобразный способ провести свой единственный день с отцом.
— По-моему, ты могла бы обыграть Ала.
— Я и обыграла
— Ему это понравилось?
— Нет, он хотел продолжать до победного конца.
— Ал отлично играет. — Джейк отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Он был настоящим другом. Честность, которую он мог бы вкладывать в свою работу, он отдавал своим друзьям. Натирая мелом кий, он сказал: — Послушай, Лиза! Ал — настоящий ученый. Ты понимаешь, что это такое? — В его голосе прозвучала горечь. — Ученый, который умеет смотреть, думать, чувствовать, вживаясь в сознание объекта своих исследований — в данном случае Юджина Шора. Но иной раз это делает с человеком черт знает что. — Он вздохнул. — Профессиональная болезнь — вот что самое страшное. Такой человек может кончить тем, что перестанет быть самим собой.
Лиза положила кий на стол.
— А у меня было такое чувство, что я увижусь с Алом. Что ты отведешь меня к нему. Да и теперь мне кажется, что он где-то недалеко. Может быть, посмотрим, Джейк? Хорошо? Заглянем в «Баржу». Он раньше часто туда заходил. Кто там сейчас?
— Еще одна девочка с пригородных пустырей. Щиплет гитару, — сказал Джейк. Он был рад уйти из-под ярких люстр бильярдной — ему больше не удавалось скрывать, как он расстроен.
Ночь была теплая, и по тому, как Джейк взял ее под руку, Лиза поняла: он тревожится за Ала не меньше, чем она сама.
— Я не хочу причинять тебе боль, Лиза, поверь мне, — сказал он. — Но я спрашиваю себя: может быть, все-таки ни на чем не настаивать? Пусть Ал поступает, как хочет. Я действительно так думаю, Лиза. — Вид у Джейка стал совсем несчастным. — В чем-то я ему завидую. Мы оба твердо стояли на ногах, и у нас были большие планы. Мы могли добиться чего угодно, справиться с чем угодно. А я стал таким даже еще раньше. Отец твердил мне, что в первую очередь я должен научиться ограждать себя материально и таким образом сохранить самое заветное, самое для меня важное. И теперь я здорово в этом навострился, Лиза, до того навострился ограждать себя, что иной раз не помню, а что, собственно, я ограждаю. Нет, у меня все благополучно. Мне везет. Я умею разделываться с мерзавцами, которые пытаются вставить мне палки в колеса. Но Ал… он нашел что-то, в чем еще не до конца разобрался, и, черт подери, я ему завидую. Что это, Лиза? Может, что-то ему никак не дается? Какой-то новый взгляд на мир? Что-то особенное в жизни? Что-то загадочное и чудесное в искусстве? Лиза, я лишен способности ощущать загадочное. О некоторых вещах я знаю больше, чем ты, и, по-моему, знаю, что это означает. Может быть, не уметь ощущать загадочное — значит не уметь любить по-настоящему, а, Лиза?
Его рука сжала ее локоть, привлекая поближе к нему, но от этого она только почувствовала себя еще более одинокой. На перекрестке, где они остановились, пережидая красный свет, Джейк продолжал:
— Теперь, когда для Ала все выглядит по-иному, возможно, он смотрит на тебя, на меня и не хочет, чтобы мы так…
— Джейк, что ты пытаешься мне сказать?
— Не знаю! — Он невесело хмыкнул. — Просто у меня дурацкое настроение… Погляди-ка!
Они шли мимо магазинов и как раз поравнялись с художественной галереей Айзека. В подъезде справа от галереи, в темном проеме дверей, за которым начиналась лестница, маячила какая-то тень — там сидел на корточках молодой человек лет двадцати в джинсах и в индийской рубахе; напротив него в подъезде, скрестив ноги, сидела девушка, ее длинные волосы то и дело мели по записной книжке, лежавшей у нее на колене. Молодой человек поднес к губам флейту. Он сыграл несколько тактов, девушка кивнула и записала ноты в свою книжку. Он снова заиграл — снова сыграл два-три такта — и выжидающе отвел флейту. Девушка начала записывать. Они были так сосредоточены, так поглощены своим делом, что даже не заметили Лизу и Джейка.