Радость нашего дома
Шрифт:
Нет, эти слова никто не шепчет мне, просто я сам так думаю. Мне хотелось бы, чтоб и Оксане, и Фариту, и Фа-гиме - всем было оченьочень хорошо. Может быть, отдать флаг Оксане, а она потом передаст Фариту. Так и пойдет - от одного к другому. Как будет хорошо!
Я хочу отдать флаг сестре и вдруг вспоминаю: "Как это было в той книге, которую читала нам мама? Один солдат никому не отдал знамени и не бросил его даже тогда, когда был тяжело ранен в бою. "Знамя священная вещь", - сказала мама".
Священная - значит, очень хорошая. А знамя и флаг- это одно и
Первые ряды свернули из переулка дедушки Тимербу-лата на Нолевую сторону. Около высокой трибуны, сложенной из камней, народ остановился. Ко мне подошла та самая пиоперка и взяла у меня флаг.
– Наверно, у тебя руки устали, малыш, - сказала она.
А мои руки совсем не устали. Разве устает тот, кто несет флаг! Только пальцы немного отекли, но это пустяки.
Взрослые окружили трибуну. Дядя Рашит встал на самый высокий камень. Даже я его увидел. Но откуда-то вдруг появился Марат.
– Аля-ля! Кое-кто шел с настоящим флагом!
– улыбаясь, сказал он и положил мне руку на плечо.
– Может быть, ты думаешь, Ямиль, что я завидовал тебе? Нет, не завидовал. Но глаза немного разгорелись.
Я ничего не успел ответить, потому что Оксана потянула меня за собой.
– Давай найдем маму, Ямиль, - попросила опа.
– Как хорошо это было, когда ты шел с настоящим флагом! И мама, и бабушка, и дедушка Мансур радовались. И я радовалась.
Когда мы, взявшись за руки, пробирались через толпу, кто-то подошел сзади и обнял нас. Это была мама. Опа подняла Оксану и посадила к себе на плечи. Какой-то дядя поднял меня - мне показалось, что я взлетаю вверх, - и вот я тоже очутился на плечах. Теперь нам с Оксаной стало хорошо видно далеко вокруг. Дядя Рашит, стоя на камне, что-то говорит, размахивая фуражкой. Звездочка на фуражке блестит, как зеркальце на солнце.
– Да здравствует наша великая Родина!
– заканчивает свою речь дядя Рашит.
– Ура, ура!
– кричат люди и хлопают в ладоши. Мы с Оксаной тоже хлопаем так, что ладони сразу
краснеют. Потом пас опускают на землю.
– Устали, наверно, детки? Идите домой, - говорит мама.
– А ты, дочка, отдай свой флажок мне, я сама передам его девочке-пионерке.
Мы бежим домой. У нашего переулка мы оборачиваемся и видим, что весь народ тоже начинает расходиться.
Чем только не угостила нас в этот день бабушка! Она очень любит этот праздник и нас любит, вот и наготовила всяких вкусных вещей. Что было у нас на столе я уже не помню теперь, да и рассказывать отом, что "я ел то, другое", не годится, как говорит бабушка. Это она говорила не мне, а какой-то тетеньке. Но если я стану рассказывать, что ел, то скажет и мне.
В этот день после обеда я повел сестру к нашей березке в саду, выкопал все свои сокровища и сказал:
– Бери, Оксана, это все твое.
Сколько там было замечательных вещей! Мы наполпили три кармана одпими только игрушками и красивыми камешками. Там еще было много разных
НЕ ВИДАЛИ ЛИ ВЫ НАШЕГО ПАПУ?
Очень скоро опять наступил праздник. Это был особенный праздник.
– Война кончилась! Мы победили!
– говорили взрослые и обнимали друг друга.
Весь народ снова собрался около клуба. Мы с Маратом и Фагимой тоже пошли туда. Там выступала красивая учительница , которая живет на нашей улице. Мпогие женщины и смеялись и плакали, когда опа говорила.
– Почему они плачут, дедушка?
– спросил я.
– Это сладкие слезы, дитя мое, - сказал дедушка Мансур.
– Это слезы радости.
Когда он так сказал, мне тоже захотелось плакать, но я сдержался, потому что никто из детей не плакал. Я уже заметил, что такими сладкими слезами плачут женщины, и особенно старушки. И те девушки, которых освободил от дракона батыр Тимербек, тоже так плакали.
Одна тетя подняла на руки Оксану и сказала:
– Теперь, дети дорогие, вы будете очень счастливы. Вот какого змея мы победили!
Вечером дедушка Мансур с бабушкой Фархунисой пришли к нам пить чай. Мы с Оксаной до самого вечера играли на улице, а во всех домах взрослые сидели за столами, угощали друг друга и пели песни. Когда людям весело, они поют. И мама всегда пела, когда получала письма от папы. Как хорошо, когда все кругом радуются!
С этого дня мы начали ждать папу. Расцвела и осыпалась черемуха, отцвели яблони. Потом был сенокос, и уже пришло время убирать хлеб. А папы все нет. Много дней прошло с тех пор, как мы получили письмо, в котором он писал: "Скоро увидимся". По вечерам, придя с работы, мама убирала дом: она мыла стены и окна, белила печку.
Мы с Оксаной помогали ей подметать двор, теперь там нет ни соринки.
Часто мы с сестрой выходим на край села и смотрим на дорогу - не едет ли наш папа. Но его все нет. Бывают же люди, которые так долго не возвращаются!
– Знаешь, Кюнбике, кто вернулся?
– сообщает маме дедушка Мансур. Рамазан, сын Бакира, который живет у моста. Значит, и остальные скоро приедут.
– Прошло уже много времени с тех пор, как вышел указ, - говорит мама.
– Наш папа к тому же четыре раза был ранен.
Я не знаю, что такое указ. Но это что-то хорошее, раз касается возвращения папы. Тихонько я вызываю Оксану во двор.
– Слышала?
– спрашиваю я.
– Что?
– О Рамазане. Пойдем к нему. Сестра сейчас же соглашается.
Мы пролезаем под воротами и мчимся по улице к домику у моста. Так быстро бежим, что Рушан и не заметал нас. Правда, если бы он и заметил, вряд ли стал бы кидаться камнями. С тех пор как он бросил на плот башмак Ок-саны, он больше не трогает нас. Л случилось так: мы взяли Рушана в плен, скрутили ему руки, завязали глаза косын кой Фагимы. И мы заставили его дать клятву в том, что он станет хорошим человеком. Марат хотел его побить, но потом передумал. "Прощаю тебе на радостях, что кон-чилась война", - сказал он. И мы освободили Рушана из плена. Вот Рушан и стал хорошим.