Радуга в небе
Шрифт:
В их доме всегда остро чувствовалась свобода, как чувствовалась и подспудная темная тень. Однако здесь, в доме, Урсула противилась тьме. Тьма казалась ей неприятной, оскорбительной. И она понимала, что если истинные отношения ее и Скребенского станут известны, все ее родные, особенно отец, будут вне себя от гнева. Поэтому с тонкой хитростью она играла роль обычной девушки, за которой ухаживают. И обычной девушкой она и выглядела. Но ее стойкое сопротивление всем налагаемым обществом условностям в то время было полным и окончательным.
Весь день и каждое мгновенье его были для нее заполнены ожиданием следующего поцелуя.
И наконец он пришел к ней, достигнув окончательной и великолепной завершенности. Вечер был темным, тяжким и тоже очень ветреным. Они шли по дороге, направляясь в Бельдовер и лощине. Поцелуи были окончены, и настала тишина, они шли в молчании. Казалось, они стоят у края пропасти, а внизу расстилается тьма. И они вступили в ветреную тьму, где вдали мерцали огни железнодорожной станции и доносилось яростное пыхтенье отходившего поезда, а между порывами ветра слышался тихий перезвон колес, на черном холме впереди мерцала огнями окраина Бельдовера, справа, вдоль линии железной дороги, черноту расцвечивали отблески шахтных печей, и все это заставляло замедлять шаги. Скоро они из тьмы выйдут к этим огням. Как бы повернут назад. Вернутся, не достигнув воплощения. Колеблясь, противясь, они медлили на грани тьмы, вглядываясь в огни и механическое зарево за ними. Не могли они вернуться в этот мир — не могли, и все тут.
И так, медля, они добрели до громадного дуба на обочине. Он ревел на ветру всей своей весенней, едва распустившейся массой, и ствол его дрожал каждой своей частицей, сотрясаясь мощно, неукротимо.
— Давай сядем, — сказал он.
И в этой ревущей сени дуба, почти невидимого, но принявшего их своим мощным присутствием, они прилегли, глядя на мерцающие во мраке огни впереди, на головешку поезда, летящего куда-то за пределы темного их горизонта. А потом, повернувшись, он поцеловал ее, ожидавшую. И боль, испытанная ею, была долгожданной болью, и долгожданной была агония страдания. Ее поймала и опутала дрожь этой ночи. Мужчина рядом с ней — кто он? — лишь тьма охватившей ее дрожи. На крыльях темного ветра она унеслась далеко, в первобытную тьму райских кущ, к исконному бессмертию. Она вступила в темные чертоги бессмертия.
Встав, она ощутила странную свободу и силу. Она не стыдилась — чего ей стыдиться? Он шел рядом — мужчина, только что бывший с нею. Она овладела им — они были вместе. Где они побывали, она не знала. Но ей казалось, что ей добавили новую суть. Она была связана теперь с чем-то вечным и неизменным, куда они только что совершили совместный прыжок.
Она чувствовала уверенность и полное равнодушие к мнениям того мира, где горел искусственный свет. Когда, поднимаясь на эстакаду над железной дорогой, они встречали шедших с поезда пассажиров, она казалась себе пришелицей из иного мира и проходила мимо, неуязвимая, отделенная от него всем пространством тьмы. Когда дома она вошла в освещенную столовую, она чувствовала себя непроницаемой для света и родительских
И эта странная, ни на что не похожая сила, которой полнилась тьма, теперь не покидала Урсулу. И никогда раньше она до такой степени не чувствовала себя самой собой. Она даже мысли не допускала, чтобы кто-нибудь, даже этот светский молодой человек Скребенский, мог иметь какое-то отношение к этому ее новому и постоянному ощущению себя. Что же касалось ее преходящей общественной личины, то как будет, так будет.
Вся душа Урсулы была занята Скребенским, не светским молодым человеком, а тем непонятным и неотделимым от нее мужчиной. Урсула преисполнилась абсолютной уверенности в себе, в своей абсолютной силе, способной одолеть что угодно, весь мир. Мир не обладал силой, силой обладала она. Мир существовал как бы вторично, первенствовала же — она.
Урсула продолжала посещать колледж, как и раньше, но повседневная ее жизнь была лишь прикрытием темной и могучей подспудной жизни. Новая ее суть и суть ее вместе со Скребенским, осознание этого, отнимали столько сил, что требовался отдых в чем-то другом. Она отправлялась в колледж утром, сидела на лекциях, цветущая, отсутствующая.
Обедала она вместе с ним в отеле и каждый вечер проводила с ним — либо в городе, в его номере, либо за городом. Дома она говорила, что должна учиться по вечерам, чтобы получить степень. Однако занятиями она совершенно пренебрегала.
Оба они были абсолютно довольны, счастливы и спокойны, и совершенная полнота собственного бытия делала все иное настолько вторичным, что они чувствовали себя свободными. Единственное, чего они желали бы в эти дни, это больше времени для себя. Им требовалось время, чтобы тратить его в свое удовольствие.
Близились пасхальные каникулы. Они условились с началом каникул уехать. О возвращении они не думали. Реальность оставляла их равнодушными.
— Думаю, нам следует пожениться, — задумчиво сказал он однажды.
Все было так восхитительно, так по-нездешнему глубоко. Обнародовать их связь значило бы приравнять ее ко всему, что грозило уничтожением, ко всему, от чего он в то время совершенно оторвался. Женившись, он должен был бы восстановить свой общественный статус. А от одной мысли об этом он робел и терялся. Став его женой в глазах общества, а значит, став частью запутанного и мертвого клубка реальности, как сможет сохранить она свое место в тайной, подспудной его жизни? Ведь жена в глазах общества — это, считай, материальный символ В то время как в настоящем она для него сияет ярче всего, что может предложить мир обычных вещей. Она есть единственное направление обычной жизни, он и она заодно, ею и им, мощным и темным потоком их устремленности обретает цель всеобщая мертвенность, в которую они погружены.
Он вглядывался в ее озадаченное задумчивое лицо.
— Наверное, я не могу выйти за тебя замуж, — сказала она и помрачнела.
Слова задели его.
— Почему же? — спросил он.
— Давай отложим это на потом, хорошо? — сказала она. Он был сердит, но все равно она безумно нравилась ему.
— У тебя не лицо, a museau, — сказал он.
— Неужели? — воскликнула она, и лицо ее радостно вспыхнуло. Она понимала, что спаслась. Но он, неудовлетворенный, вернулся к теме.