Радужная Нить

Уэно Асия

Ах да — теперь-то есть, у кого спросить!

— Животное, ты меня слышишь?

Ки-рин не отозвался. Эх, зря я с налёта обозвал его животным. Не в моём положении шутки шутить. Вот вернёмся в Хонне, тут-то я тебя и поглажу… но не гребнем!

Обидно, что соблазнительные картины возмездия, промелькнувшие перед моим взором, он прочёл, как начертанное на моккан. Теперь будет дуться. Что за детские выходки, Ю? Я же понарошку…

Но юмеми всё равно не подавал признаков жизни. Ладно, раз так, сам спущусь! Попросить, что ли, крылья? Глупая мысль. Крыльев недостаточно, нужно ещё уметь ими пользоваться, а у меня одна попытка. Скальный останец, на который меня забросило, отвесный,

как стена замка. Это ж какой длины должна быть верёвка?..

Прыгать и надеяться, что приземлюсь целым и невредимым? Что-то не верится…

Внезапно в груди кольнуло. Нет, не кольнуло! Обожгло, да так, что я, не задумываясь, принялся выбрасывать из-за пазухи всё то добро, которым меня щедро наделили повелители стихий. Хорошо, что ничего не укатилось вниз — площадка была крошечной, около двух татами.

Пёрышко, подаренное прекрасной покровительницей нашего клана, снова искрилось алым, как тогда, в Рощах Хоо! А что, если?..

Я лихорадочно сгрёб разбросанное барахло обратно за пазуху, потуже затянул пояс, проверяя, крепко ли держится цуруги, и дрожащей от возбуждения рукой поднял драгоценный дар. Сказать по правде, успел лишь сомкнуть пальцы на тонком стерженьке. Перо полыхнуло так ярко, что я отпрянул назад, совсем запамятовав, что позади пустота.

— Хочу летать!!! — истошно завопил я, краем сознания ловя себя на ощущении, что даже перед смертью ляпнул глупость. Но она подействовала! А может, это пёрышко меня подхватило. Не знаю, но падение, едва успев начаться, замедлилось — и вот я уже планировал в потоках ветров, отклоняясь то влево, то вправо. Так осенний лист опускается на водную гладь, и так падают перья.

Немного освоившись с непривычным занятием, я поднялся на ноги. Отсутствие чувства опоры было мне знакомо ещё по Пустому Сну, так что не привыкать, хотя и неуютно. Долина приближалась. Уже были различимы отдельные заросли цветов… но не они приковали мой взор.

Их было много. Может, и не сотня, как показалось Мэй, но изрядное количество. И существа эти пребывали в грёзах, если такое возможно на острове, являющемся Средоточием Юме. Как странно: мы, засыпая в Мире Бодрствования, видим в сновидениях Юме, путешествуем по его разноцветным уголкам и даже создаём нечто новое. А они, по словам Ю, дремлют здесь веками, и видят наши сны, в которых мы… Удивительно, до чего необычно устроен наш мир, и сколькими загадками мы, люди, даже не задаёмся!

Сообразив, что с такого расстояния спящих всё равно не разглядеть, я бегло осмотрелся, определил, где будет удобнее спускаться к побережью, и ещё раз воззвал к спутнику, но безуспешно. Молчание товарища начинает меня тревожить. Вот ведь несчастье рогатое, постоянно теряется!

Наконец, кончики травинок легонько пощекотали мои босые ступни, я взглянул на почти погасшее и совершенно невредимое пёрышко и осторожно вернул его на место, за пазуху. Земля тотчас же ударила в пятки — хорошо хоть, трава здесь была невысокой и густой, как олений мех.

Мой тебе низкий поклон, Огнекрылая! Век благодарен буду!

Одёрнув штаны и куртку, я направился к ближайшему из покровителей земель. Выглядел он устрашающе и более всего походил на тигра, только пятнистого, а не полосатого. Но острые клыки лишь слегка выглядывали из сомкнутых челюстей, и вид у спящего божества был мирный, как у домашнего кота, развалившегося на солнышке. Правда, у домашних котов во лбу обычно не сияет продолговатый зелёный самоцвет, а из лопаток не растут крылья…

Я переходил от одного существа к другому и любовался их разнообразием, величием и красотой. Да, некоторые казались чудовищами, но даже в них присутствовала некая гармония, сочетающая

странные черты так, что они казались прекрасными. Если чем-то они походили на Ю, то именно этим: совмещением несовместимого. Встречались даже человеческие лица, хотя и редко. Божество-конь дремало стоя, опираясь на копьё вполне человеческими руками, крепкими и мускулистыми — словно кто-то соединил лошадиный круп и мужское туловище на уровне пояса. Ещё была кошка (черты этого рода частенько встречались мне, чуть ли не у каждого второго). Огромная, золотисто-песочная кошка, с лицом, даже во сне исполненным мудрого презрения. А один показался бы и вовсе человеком, кабы не ветвистые оленьи рога на затылке, и копыта. Не он ли родственник Ю? Никого более подходящего на эту должность я не обнаружил, хотя искал целенаправленно, двигаясь от окраины долины к середине, по спирали.

Закончив любоваться каким-то четвероногим с длинными конечностями, хвостом и шеей, изящно несущей узкую голову наподобие змеиной, но с неким подобием гривы — притом шкура была чешуйчатой, с лазурно-багровым узором — я глянул в сторону и опешил.

В зарослях белых цветов, подобрав под себя копытца и обернувшись хвостом, словно Химико в холодную погоду, спал Ю.

Я не спутал бы своего друга ни с кем другим, даже с ци-линем, который, говорят, похож. Это был он, никаких сомнений! Тем не менее, я обошёл его по кругу и убедился, что ошибка исключена: ни у кого другого не может быть такой радужной шкурки.

У меня от сердца отлегло. Как всё просто — утомился, горемычный. Уж не знаю, чем таким тяжёлым занимался, что дрыхнет без задних ног, но, видимо, тоже не бездельничал. Прилечь рядышком и подремать бок о бок? Или смертному запрещено видеть сны на Хорае?

Впрочем, я неплохо отдохнул там, в Лесу. Что ж, горькая участь сонного — быть разбуженным тем, кто бодр и полон сил!

— Просыпайся, я тебя нашёл, — негромко позвал я. Нехорошо получится, если потревожу такую толпу чужих божеств…

Ки-рин не шелохнулся. Памятуя, с какой неохотой юмеми обычно покидает свои ненаглядные сновидения, я присел рядом. Дело обещало быть долгим, а труд — кропотливым. Проведя рукой по шелковистой гриве и потискав, наконец, хвост (на ощупь едва тёпленький… давно хотел прикоснуться, а всё больше отдавливать получалось), я строго произнёс:

— Ну же, Ю, пора вставать! Соня! У нас много работы!

Всё те же тишина и неподвижность. Это мне уже не нравится!

— Ю, хватит спать или притворяться! Я беспокоюсь… за тебя, между прочим! Ну же!

Вскочив на ноги, я затеребил чешуйчатые бока, раскачивая тело, вынуждая его подняться, но впустую. Оно тотчас же безвольно осело на землю. Даже щекотка не помогла, напряжения мышц я не почувствовал. Осмелев и перепугавшись окончательно, я приподнял ему веки, как целитель, определяющий состояние больного, но даже это не возымело действия. Зрачок, чёрный, как ночь, закатился, не отзываясь на яркий солнечный свет, и это было плохо, совсем плохо.

— Ю!!! Проснись!!! — в замешательстве крикнул я. — Что с тобой?! Да проснись же ты… очнись…

Снова упал на колени, обхватил руками длинную шею. Да как же это? Ю, неужели я что-то сделал не так, допустил какую-то ошибку? Какую? Когда? И что же делать?!

— Для начала — взять себя в руки, — прожурчал чей-то голос за спиной.

Слишком взволнованный, чтобы удивляться, я обернулся. Существо, возле которого я останавливался перед тем, как заметил Ю, пробудилось и выжидающе смотрело на меня серыми змеиными глазами. Несколько шагов, почти неразличимых в своей текучести, и вот оно рядом. Красный раздвоенный язык стрельнул, коснувшись моей щеки нежно, словно пробуя на вкус.