Рапсодия в тумане
Шрифт:
— Наша слюна обеззараживает и заживляет. Так что сперва нужно лизнуть место укуса, чтобы грязь в кровь не попала, и в конце, чтобы зажило. Прикольно так, ранки мигом затягиваются.
— Зачем лизать, если зубы и так в слюнях живут? — не понимаю я, трогая кончиком языка свои зубы.
— Если ходить с клыками, то они сохнут, вот потрогай.
Аш берет мою руку и к своему торчащем у клыку прикладывает. Действительно, сухой.
— Да и кожа может быть неизвестно в чем. Это как укол, считай.
Морщусь. После такого мне еще меньше кого-либо лизать хочется. Поворачиваю голову
— Как думаешь, он мылся сегодня?
— Сегодня вряд ли, он же еще не вставал. А вчера точно, от него гелем пахнет.
Киваю. Я тоже чувствую. И, не теряя больше времени, пока нас не застукали у чужого окна, провожу рукой по раме.
— Сработало! — радостно шепчу, слыша, как с тихим щелчком замок открывается, толкаю створку. Только фиг. Не открывается!
Аш, зараза такая, хихикает надо мной, и, подцепив, тащит ее на себя, открывая. Да кто такие окна делает?! У всех нормальных людей внутрь, а не наружу!
В комнату мы влетаем почти одновременно, чуть-чуть потолкавшись в проеме, а потом так же синхронно замираем, любуясь на жертву.
— Куда? — шепчу, не решаясь подойти ближе. Тут еще ярче пахнет пиццей, этот запах так и манит. Словно я неделями голодал. Хотя почти так оно и есть. Странно, что до этого жажда так сильно не ощущалась.
Аш пожимает плечами и, взяв меня за руку, тащит к кровати, где мы расходимся по разные стороны, окружая жертву. Ничего такой, миленький. Ямочки на щеках, даже во сне видно.
Облизываюсь от нетерпения и, переведя взгляд на Аша, замечаю, что он беззвучно указывает сначала на одно запястье паренька, потом на другое, и вопросительно смотрит, предлагая мне выбрать. Тыкаю пальцем в то, что ближе, и одними губами говорю:
— Одновременно.
Мы садимся на корточки, и я, поборов брезгливость, дотрагиваюсь языком до чужой руки, что так удачно лежит веной вверх. На этом моя брезгливость и заканчивается, потому что я ощущаю пульсацию крови под кожей, и все. Нет больше в этом мире ничего прекраснее и притягательнее. Единственное, о чем еще успеваю подумать — что хочу, чтобы он не проснулся, и чтобы ему было хорошо. Все. Клыки входят в запястье, как раскаленный нож в масло, и я простанываю от невероятного кайфа. Почему я не делал этого раньше?! Это божественно! Это в тысячи раз вкуснее, чем самая вкусная пицца. Это вкуснее вообще всего, что я пробовал! Я делаю глоток и чувствую, как кровь, попадая в меня, наполняет силой, невероятно! Даже не сравнить с тем пакетиком, что давал Аман!
Жертва вдруг дергается и вскрикивает, но я не могу заставить себя прерваться, делаю еще один глоток и понимаю, что вкус изменился, став более… насыщенным?..
И тут я чую, что меня слегка оттягивают назад, заставляя отстраниться. Приходится вытащить клыки и с наслаждением слизать проступившую на ранке кровь, после чего я поворачиваюсь… А за мной Аш. И на его губе капелька крови. Как загипнотизированный тянусь к ней и провожу языком, воруя, и так это вкусно, так… обворожительно. Безумие. Ловлю взгляд светлых глаз и, не спрашивая разрешения, касаюсь своими губами его. Я ни разу в жизни не целовался, но сейчас меня это мало волнует, так как
Он касается пальцами моей щеки, оглаживая, ведя вверх, забираясь в волосы, а вторая рука уже приобнимает меня за талию, и я жмусь к нему всем телом, сам притягиваю к себе за плечи. Возбуждение приходит так быстро, будто во мне переключатель щелкнул, чувствую, что от его пальцев, что каким-то образом уже нырнули под мою футболку, по коже бегут мурашки.
Хорошо-то как…
Мои руки живут своей жизнью, оглаживая его предплечья, и мне совсем-совсем не думается о том, что это как-то не правильно . Неужели хотеть кого-то настолько приятно?..
Трусь об него бедрами, теряя стон, что тонет в поцелуе, но тут вдруг слышится шорох, и я вспоминаю, что мы не одни, и что мы забыли наслать на парнишку заморозку. Аш отрывается от меня, разрывая поцелуй, но меня ведет за ним, будто за веревку кто тянет. Замечаю, что зрачки у Аша расширены, но он не дает себя рассмотреть, тянет к окну, из которого мы и выпадаем, тут же взлетая.
Я не понимаю, зачем и куда он прет меня, как на буксире, но полет молниеносный, и вот я уже падаю на кровать в «нашем» доме, а Аш приземляется сверху, наваливаясь и тут же целуя. Я отвечаю ему с таким напором и страстью, будто всегда умел это делать, и, запустив руки под его кофту, скольжу ладонями по пояснице, вжимая в себя. Почему я не хотел этого раньше?..
Закидываю свои ноги на его, и оттого, что мы так близко, по мне пробегает волна удовольствия. Изгибаюсь ему навстречу, мыча что-то неразборчивое, но тут… эта скотина опять разрывает поцелуй, на что рычу недовольно и прохожусь ногтями по его коже. Ему пофиг, лежит на мне, сместив голову, и заявляет тихо, щекоча дыханием шею:
— Потерпи. Это не наше, не по-настоящему.
Черт, это самое настоящее и концентрированное из всего, что я испытывал. Но я собираю в себе силы, чтобы не матом его послать, а спросить:
— Чье тогда?
— Ты сделал ему хорошо, и он кончил, а нам «эхо» передалось… — говорит чуть скуляще, и потирается бедрами об меня, отчего я вместо того, чтобы нормально спросить, простанываю:
— Кто кончил? И чего?
— Парень-«пицца». Возбуждение от него…
— А не пофиг?.. — и хоть губам моим не дают больше воли, зато руки вполне себе свободны, что дает возможность задрать выше его кофту и провести пальцами по позвоночнику, спускаясь к ребрам. Аш довольно мурчит, и до меня доходит, что не обязательно в губы целоваться! Есть еще столько интересных мест…
Изворачиваюсь и пробую на вкус шею, вдыхая запах. Тонкий, совсем несъедобный аромат голубики и… Как пахнет верность? Почему я уверен, что именно так?
Запах совсем не такой, как у людей, он не вызывает желания вытащить клыки и вонзить их в нежную кожу, чтобы глотнуть горячей, восхитительной крови. Зато вызывает другое желание, не менее сильное и концентрированное.
Я не знаю, как надо, просто делаю то, что хочется: прохожусь губами по шее, от плеча и вверх, удивляясь тому, насколько же светлая и тонкая у него кожа. Как фарфоровая. Почему я раньше не замечал?..