Рапсодия в тумане
Шрифт:
— Мы разбежались. Помнишь?
Будто это можно забыть…
Отворачиваюсь от него, хотя хочется в губы его впиться и целовать до тех пор, пока он не забудет об этом, и говорю:
— Да, прости.
Отхожу подальше, чтобы больше никаких глупостей не наделать, а Ниррай шорты надевает, шурша одеждой.
— У нас сейчас гости, но я могу принести тебе поесть, если хочешь. Или… Курить?
Я и сам-то курил еще до нападения родственников Ирсана, но, переживая о Ниррае, так и не смог от него отойти больше. Весь мой максимум ушел на то, чтобы помочь тому поломанному,
— Я для гостей рожей не вышел? — хмыкает, только сейчас вот вообще не смешно. — Тащи. Все. И телефон.
Я, так и не подняв на него взгляд, уношусь из комнаты, чтобы быстро забрать нужное с первого этажа. Родственники Ирсана меня заметить не успевают, Аш смотрит грустно, но снова отворачивается и, зевнув, приваливается на локоть.
Вернувшись в спальню, ставлю термопакет на столик, туда же кладу и телефон, а сам ухожу к окну, которое открываю, и закуриваю. Ниррай подходит и, выудив из протянутой пачки сигарету, тоже прикуривает. Облокотившись на подоконник и тыкнув по экрану своего телефона кому-то набирает.
— Суки, если вы… — несется из трубки злобный рык, но Ниррай его прерывает коротким:
— Пап, это я.
— Ниррай… — шок, потом быстро: — Ты смог сбежать?! Ниррай, где ты, я немедленно тебя заберу, не переживай!
— Нет. В смысле, я не сбегал, меня никто не держит. Это я нанял их, чтобы они меня вытащили, — врет и спокойно затягивается, выпуская в открытое окно дым.
— Вампиры работают на тебя?!
— Что мне еще оставалось, когда вокруг меня плетется такое? Пап, я все знаю. Оставь меня в покое. Дай подумать пару дней.
— Ниррай, через пять дней ты…
— Ты должен был мне честно рассказать, и мы бы, поговорив, все решили.
Я так сосредоточился на разговоре, что чуть не позабыл о том, что я тоже курю. Поэтому затягиваюсь и пытаюсь взять себя в руки, только не получается ничего, он близко, и время… Оно уходит.
— Сын, ты не понимаешь и не поймешь, пока… пока болезнь тобой владеет. Ты не можешь четко сейчас оценивать свои действия. Это не ты! Поверь, когда ты станешь нормальным, ты посмотришь на все совсем с другой стороны!
— По-твоему, я не нормальный?
— Нет! Ниррай, просто поверь мне, я знаю больше!
— Я свяжусь с тобой через два дня. Не ищи меня. Не знаю, считай, это последней просьбой.
— Ниррай…
— Все. Я сейчас не в состоянии это обсуждать. Два дня, — ставит точку в разговоре Ниррай и, сбросив вызов, вырубает телефон, чтобы в следующий миг прикрыть глаза и облокотиться на меня.
Затянувшись, тушу сигарету о стену дома и выкидываю бычок, ничего страшного, потом уберусь. Не до этого сейчас. Зато теперь у меня свободны обе руки, и я прижимаю Ниррая ближе к себе.
— Я знаю, перед тобой сейчас стоит выбор, да и давление со стороны отца… Я думал, что когда ты очнешься, хоть попробую тебя уговорить, но… Это твой выбор. И как бы я ни хотел, чтобы ты остался со мной… Чтобы ты просто остался жив,
— Я думал об этом, там, — Ниррай затягивается и медленно выдыхает дым. — На самом деле у меня было достаточно времени. И, знаешь, если честно, я бы оставил все как есть. У меня действительно нет никакого желания бороться. По-моему, если человеку суждено, значит, так оно и должно быть. Но… А что если отец прав? Я запутался. Странно жить с мыслью, что, возможно, твои мысли и ощущение не совсем твои. Где тогда та грань? И есть ли я на самом деле?
Я провожу носом по контуру его уха, вдыхая привычный, горьковатый, но так полюбившийся мне аромат.
— Ты есть. В любом случае, ты не узнаешь, будет ли иначе, если не попробуешь. А уйти можно и позже… Ну вот, говорил, что не буду тебя уговаривать, а сам этим и занимаюсь. Мне просто очень страшно.
— Но… какая тебе разница, если мы не вместе?
— Вместе или нет, я все равно хочу, чтобы ты был, желательно счастливый. Расстояние между нами не меняет ни моего отношения к тебе, ни чувств. Да и дело тут, конечно, не только в любви, но и просто по-человечески. Я как подумаю, что однажды тебя просто не станет… Нет, даже говорить об этом не хочу.
Смотрю, как Ниррай медленно затягивается, выпуская дым в сторону окна, тушит сигарету, а, выкинув ее, он отстраняется, отчего мне тут же становится холодно. Но он не отходит, а, развернувшись, предлагает:
— А пошли купаться?
Да я с тобой куда хочешь пойду.
— Пошли. А куда?
— К океану, — отвечает и за шею меня обнимает, и я, подхватив его, выпрыгиваю вместе с ним в окно.
До океана добираемся чуть дольше, чем в тот, другой раз. Потому что лететь я долго не могу, а бежать босиком (я снова не подумал об обуви!) — боюсь, снова поранюсь и тогда, вместо приятного времени рядом с ним, буду раздражаться. Нет, плохие эмоции нам точно сейчас не нужны.
Остановившись чуть дальше, где уже начинаются пологие белые скалы, и никаких домов и людей вокруг, ставлю Ниррая на каменистый берег. Он стоит так еще немного, видно, привыкая к теплу после ветреного полета, и, отстранившись, скидывает с себя одежду, чтобы тут же нырнуть рыбкой в чистую, прозрачную воду. Понаблюдав за ним несколько секунд, я тоже быстро раздеваюсь и присоединяюсь к нему.
Поднырнув под Ниррая, я проплываю, скользнув кожей о кожу. Это все оттого, что я очень хочу быть ближе, и выдержка моя трескается с каждым мгновением рядом с ним, все сильнее и сильнее.
А стоит нам вынырнуть, как он обнимает меня и целует солеными от воды губами. Сердце от радости готово выскочить из груди, и я, прижав его еще сильнее к себе, отвечаю на поцелуй. Как же я скучал…
Теплое, медленно поднимающееся солнышко согревает нас, вода обнимает, и я бы наслаждался всем этим, если бы мог об этом думать. Но я наконец-то снова его целую, и он так близко, со мной, что становится вообще плевать на то, что вокруг. Только его руки, что крепко за меня держатся, имеют значение, только губы, что целуют так, что становится понятно, что и он тоже… Только он.