Рапсодия в тумане
Шрифт:
— Боюсь, если ты меня второй раз за день куснешь до интима, то секса у нас так и не случится, так как получишь ты вялого и абсолютно скучного любовника, — хмыкаю, а сам понимаю: я и без укусов (просто от близости его и от мысли, что сейчас может быть, если перестану недотрогу изображать!) возбуждаюсь.
Аш отстраняется от моей шеи и немного удивленно языком кончики клыков трогает, будто забыл об их существовании. И тут — раз! — они исчезают, уменьшаясь, как и не было. Меня это и у Амана всегда радовало, как выяснилось, у Аша ничуть не менее интересно получается.
Но полюбоваться
Секунда, и мы зависаем в воздухе над кроватью. Я сверху, но это не мешает ему гладить меня, будто крылья ему спокойно кровать заменяют.
— Уверен? — все же спрашиваю напоследок. Не то чтобы его действия говорили об обратном, но… не хотелось бы потом получить сразу от двух вампиров.
— Более чем.
И, плюнув на все условности, сам целую его, стараясь выкинуть все мысли о неправильности. В конце концов, если все этого хотят, то почему бы и нет? А Амана никто не выгонял, мог и присоединиться, сам вон не хочет.
Не прерывая поцелуя, мы медленно опускаемся на кровать, и стоит нам коснуться поверхности, как я подминаю явно желающего меня парня и, оторвавшись от его нежных, пухлых губ, прохожусь языком по шее, балдея от запаха. Я уж и не припомню, когда у меня были настолько сладкие мальчики.
Аш тоже разгорается, начинает гладить активнее, выгибается, чтобы коснуться запертым в джинсах возбуждением, а стоит мне, сжимая его талию, засосать маленькую, аккуратную мочку, как он постанывает. Невероятно отзывчивый. Отдаленно слышу, как где-то что-то падает, но не обращаю на это внимания, так как Аш сворачивает свои шикарные крылья и стягивает с себя рубашку, давая насладиться видом подтянутого, гибкого тела. Тут же припадаю губами к алому соску, всасывая теперь его, а рукой тянусь вниз, к краю джинсов, чтобы, проведя пальцем по коже, цапануть мешающую сейчас пуговку.
Стоит мне справиться с дурной деталью, и Аш приподнимает бедра, давая мне возможность стянуть с него джинсы; я, откинув их в сторону, замираю, рассматривая. Изящные, стройные ноги, что просто грех скрывать от мира, впалый живот, аккуратные, яркие соски, невероятно притягательная ключица и россыпь родинок вокруг…
— Невероятно красивый, — шепчу, улыбаясь, и провожу ногтями по внутренней стороне бедра вниз, от паха до колена. Аш расставляет ноги шире и прикусывает нижнюю губу; раскрасневшиеся щеки делают лицо еще более соблазнительным. — Грациозный, изысканный, утонченный… и сегодня весь мой, — продолжаю и, нагнувшись, целую выступающую тазобедренную косточку.
Но Аш мне не дает разойтись, отстраняется и поднимает ноги вверх, сводя их передо мной. Не сдерживая порыва, провожу ладонью по изящным бедрам, а Аш, уже подцепив свои трусы, сам стягивает их, откидывая в сторону.
Обнимаю одной рукой потрясающие ножки и целую, проходясь по всей икре. И я там еще что-то вякал по поводу «искры?» Три ха, он сам весь как горящее пламя.
— Твоя очередь.
Улыбаюсь. Я так изящно не умею. Не потому что менее гибкий или не могу быть грациозным, когда мне того хочется, просто соблазнение — это, вот вообще, не мой конек. Обычно я просто сплю с теми, кто сам подкатывает, выбирая тех, кто нравится. Так сказать, работаю на «входящих заявках». С моей специфической внешностью достаточно трудно угадать заранее, зайдет она кому или нет.
А со «входящими» можно и не париться особо, это же типа меня снимают, а не я.
Но Ашу хочется подыграть. Черт его знает, с чем это связано, возможно, с восхищенным взглядом, возможно, с надеждой, что лилась из него, когда он пришел сюда. Поднимаюсь и, оттянув резинку, позволяю трусам опасть вниз и, переступив их, ловлю очарованный взгляд. Аш поднимает руки, проводит пальцами по моим бедрам, и я оседаю, покрывая его, чтобы утянуть обоих в поцелуй.
Он начинает нетерпеливо елозить, притираться ко мне, беспорядочно скользить руками по спине. Губы переключаются на мою шею, но он не кусается — целует, явно кайфуя. Глажу его в ответ, получая от его отзывчивости не меньше удовольствия, и тут чувствую, как его грудь начинает вибрировать, а следом раздается звук, очень похожий на мурчание.
Заметив, что я замер, прислушиваясь, Аш скользит руками к моим плечам, очерчивая их, и к груди, чтобы слегка сжать ставшие особо чувствительными от возбуждения соски. Из меня вырывается стон, и я понимаю — надо срочно что-то предпринять. Помня Амана, знаю, что выносливость у вампиров гораздо больше, чем у людей. Только вот если во время секса с Аманом я могу на эту тему не париться, то теперь-то в активе трудиться мне, и будет очень печально, если придется оставить столь чудесное создание неудовлетворенным.
Соскальзываю вниз, проводя пальцами вдоль торса Аша, и ближе рассматриваю его гордо возвышающий, влажный член. Даже короткие кудрявые волосы на портят картины, настолько он сейчас прекрасен в своей открытости и откровенности. Как тому уроду пришла в голову мысль, что нечто настолько чудесное, можно держать взаперти, скрывая от мира?
Наклоняюсь и касаюсь губами набухшей головки. Мурчание обрывается с таким звуком, будто Аш поперхнулся, но за ним следует стон, и я, не теряя больше времени зря, опускаюсь на жаждущий ласки член.
Язык проходится по уздечке, губы плотно сжимают упругий ствол, и Аш продолжает стонать, ничуть не стесняясь, отдаваясь с наслаждением, какого я, пожалуй, и не видел никогда. Каждое мое движение, каждое нажатие отзывается в его теле с радостью, будто он ждал и хотел меня годами. И это кружит голову, хоть я и понимаю, что это далеко не так.
Но тут вдруг за спиной хлопает дверь, и в комнату врывается вихрь, кричащий на нас:
— Все! Я ни хуя не железный!
Выпускаю член Аша, оборачиваясь, и вижу, как Аман вмиг избавляется от одежды. В первое мгновение мне показалось, что он сейчас растащит нас по углам, но, увидев его голым, понимаю — вечерок обещает стать еще более чудесным!