Рапсодия в тумане
Шрифт:
— Я был бы счастлив, — говорит и, нагнувшись, чмокает меня в щеку, отчего я улыбаюсь так, что даже лицо обалдевает от таких кривляний.
— Ты со мной? — спрашиваю, повернувшись к белочке, и протягиваю ей руку, ладонью вверх. Она перебирается, и я легонько прижимаю ее к груди. — Пока, Руслен.
Я взмахиваю крыльями, отрываясь от крыльца, и, разрешив себе лишь секундочку посмотреть на него, шустро улетаю. Пора домой, а сюда я обязательно вернусь.
Дома я знакомлю Амана со своей новой подружкой и рассказываю ему, где был. Устроив белочку
— Я передумал насчет ванной.
И внаглую сдвигает мою ногу, залезая ко мне.
— Ты офонарел? — неверяще спрашиваю я у Цветного, что примостился на краю (моей!) кровати, с половиной отжатого же (у меня!) одеяла. — Иди к Аману!
— Вот сам и иди, в чем проблема?
— Я хочу спать один, — пихаю его ногой. Зараза!
Чудила выдергивает у меня одеяло целиком, кутаясь в него. Да что за наглость-то такая?
— Вот и спи тогда один во дворе. Я при чем?
— Аман! — кричу я, хотя он и так все слышит. — Ты его сюда притащил, почему я должен страдать?!
А брат лежит ржет за стенкой! Это саботаж!
— Ты угомонишься, нет? Я обещал следить за своим графиком, а ты его сбиваешь!
— За что ты мне-то?.. — вздыхаю я.
— Сам сказал, я не в твоем вкусе. Значит, я сплю тут.
Замечательная логика!
Дергаю край одеяла и, прижавшись всем своим голым телом к чудиле, лезу к нему в трусы. Нет, я не домогаюсь, но хочу, чтобы он так подумал. Не хочу я с ним спать! Мне тут и одному тесно!
— Да ты охренел? — негодует Цветной, резко поворачиваюсь.
— Да! Именно! Все, давай трахаться!
Он явно выпал от таких заявлений, смотрит на меня и глазами хлопает. Шлеп-шлеп. В голос охота расхохотаться.
— Как?..
— Ты лег к голому мужику в кровать. Что ты хотел? — спрашиваю и трусы с него тяну.
— Выспаться! Извращенец, блин! — он оттягивает мои руки от своих труселей и ногой в меня упирается, отпихивая. Да че он не сваливает-то?! Пихаю его в ответ, пытаясь с кровати сбросить.
Разноцветный падать на пол не стремится, даже не подыгрывает, зато пихается в ответ. Толкая друг друга, мы так увлекаемся, что приходим в себя на полу, куда оба и рухнули. И я, голый, восседаю на чудиле, как на коне. А он бедрами в меня толкается. Это еще что за намеки?!
— Баран упертый! — сообщает он мне, а я на него сверху плюхаюсь.
— Кто б говорил! — и меж ребер его пальцем тыкаю.
Он дергается и за плечи меня хватает, перекидывая на пол и заваливаясь сверху.
— Твой брат, ты с ним и спи!
— А тебе что, девственность так дорога? — толкаю его в грудь.
— Тебе-то что до моей девственности?! Не всем же шалавами рождаться!
Значит, я был прав, у нас тут святая шизанутая невинность. Теперь понятно, чего он так к моей кровати прицепился.
— Это что за намеки?! — пихаю его. Да свали ты
— Если для тебя такое норма, это не значит, что все такие! — фыркает и, спрыгнув с меня, возвращается на кровать, где с забавно вздернутым носом, кутается в одеяло. Вовремя свалил, а то в этот самый нос я б ему все-таки зарядил!
— А ты, смотрю, рядом стоял, раз все знаешь, — я тоже встаю и ложусь в кровать, дергая из-под него край одеяла.
— Я не стоял, я сделал выводы из твоих откровений. Некоторые люди так умеют, прикинь?
— Тяжело ж тебе будет, раз выводы так быстро делаешь.
Надеюсь, Аман с ним не сойдется, потому что я этого долго не вынесу.
— Разберусь без сопливых!
— Сказал человек на десять лет моложе меня, — закатываю глаза под закрытыми веками.
— Возраст — не показатель ума. Можно и в старости вести себя как… ты!
— Главное, чтоб не как ты.
Ну и фиг с ним, пусть спит тут. Надеюсь, его слабоумие не заразно.
— И вот что конкретно со мной не так?! — Цветной садится на кровати, и я чувствую, как он сверлит мой затылок, но на разговоры с ним не настроен. Деспот, мешающий мне спать, захватчик моей кровати, он реально решил, что я сейчас буду с ним светские беседы вести? Ну уж нет.
— Все.
— Все ясно. Очередное тявканье без смысловой нагрузки, — и снова ложится. Вот зачем он скачет? Только кровать трясет.
— Говорит человек, который не умеет нормально рассказывать, не пускаясь в ненужную белиберду.
— Я не виноват, что у тебя не хватает мозгов понять всю смысловую нагрузку.
— Ты хоть школу-то закончил, одаренный ты наш?
Нет, я не стану сейчас ему доказывать, что я умнее. Но как же он меня раздражает…
— Нет.
А вот это меня реально удивляет. Молчи, Аш, молчи, ничего у него не спрашивай. Нет!
— Почему?
Да, блин…
— Работать пошел. Думал, потом экзамены отдельно сдам.
— Ты еще можешь. У тебя теперь очень много времени, чтобы добиться того, чего ты хочешь.
Ирсан молчит… Да, знаю я его имя, но принципиально, даже в мыслях, называю его не пойми как.
— Толку теперь, если то, к чему стремился, по факту никому не надо?..
— Главное, чтобы это было нужно тебе. А уж заставлять ли людей с собой считаться, воспринимать серьезно или убедить их в том, что им что-то нужно, зависит только от тебя. Если бросить, даже не начав, ничего и не будет, однако сам ты всегда будешь помнить, что мог, но не сделал.
— А как же твое коронное: «не все надо рассказывать людям?» Какой вообще смысл в журналистике, если важную информацию необходимо скрывать и дозировать?
— Если тебя останавливает мнение одного, то что будет, когда тебя услышат сотни? Свое нужно отстаивать, а порой и сражаться. Главное, для себя решить, чего хочешь и к чему должен прийти. Я лишь высказал свое мнение, но тебе необязательно ему следовать. Да, ты мог послушать и сделать выводы или плюнуть и поступить по-своему. Как-то так.