Расцвет и упадок государства
Шрифт:
Помимо того, что государства использовали все вышеперечисленные методы, чтобы установить собственный контроль над деньгами, они также увеличили роль своих центральных банков [590] . Независимо от того, находились ли они в публичном или частном владении, изначально каждый из этих банков был лишь одним из многих учреждений, выпускающих банкноты, хотя, будучи единственным хранилищем собственно государственных депозитов, вел сказочную жизнь и не мог не расти за счет всех остальных. Примерно к 1870 г. они не только монополизировали выпуск банкнот в большинстве стран, но и начинали регулировать другие банки. Учитывая, что резервы центрального банка значительно превосходили резервы всех остальных банков, к ним неизбежно стали относиться как к кредиторам в последней инстанции. Действуя в этом качестве, они не только устанавливали процентные ставки (так называемую учетную ставку), но и могли добиться поддержания резервов других банков на определенном уровне, тем самым ограничивая их деятельность [591] . В конце концов, установленный таким образом неофициальный контроль был закреплен законодательно; некоторые страны пошли еще дальше, наделив центральный банк правом выдавать лицензии другим банкам, проводя аудит и даже устанавливая размер платы за услуги, которую тем позволялось назначать. США, как обычно, не торопились перенимать подобные изменения, но даже здесь эра свободы банковского дела закончилась с созданием в 1913 г. Федеральной резервной системы. С этого момента не только национальная валюта, но и количество денег в обращении, зависящее от объема частного кредитования, попало под государственный контроль.
590
См.: С. Goodhart, The Evolution of Central Banks (Cambridge, MA: MIT Press, 1988), p. 1 — 12;
591
О том, как Банк Англии стал контролировать остальные, см.: W. Bagehot, Lombard Street (London: Murray, 1927 [1873]), p. 280–282.
Так получилось, что установление государством контроля над деньгами произошло как раз вовремя. В августе 1914 г. разразилась Первая мировая война. За считанные дни все государства-участники войны продемонстрировали, что они на самом деле думают о своих бумажных деньгах, «отвязав их» от золота и оставив тем самым своих граждан по сути дела с пустыми руками. Были проведены драконовские законы, согласно которым те, у кого оставались золотые монеты или слитки, обязаны были от них отказаться. Затем были запущены печатные станки, которые производили банкноты в невиданных до сих пор количествах. Именно потому, что США были лишь в малой степени вовлечены в войну (если не считать немецких подводных лодок, ближайшие вражеские солдаты находились за тысячи миль от страны), они могут служить хорошим примером, без преувеличения показывающим все происходящие изменения. Так, в октябре 1917 г. владение деньгами из золота или серебра было приравнено к уголовному преступлению, наказуемому штрафом в 10 000 долл., или, если речь шла о «физическом лице», — тюремным заключением до десяти лет (правительство, которое могло бы посадить в тюрьму корпорацию, пока еще никто не изобрел). К 1919 г. количество наличных денег, находившихся в обращении, выросло с 3,3 млрд до 5,1 млрд долл., в то время как общая денежная масса, насчитывавшая в 1916 г. 22 млрд долл., достигла 33 млрд. Индекс стоимости жизни, если принять значение этого показателя в 1914 г. за 100, увеличился с 118 в 1916 г. до 218 в 1919 г., т. е. вырос на 83 % [592] .
592
Эти и другие данные см. в: С. Gilbert, American Financing of World War (Westport, CT: Greenwood Press, 1977), таблицы 16 (федеральные затраты), 20 (недолговые поступления), 41 (правительственные займы), 62 (денежные запасы) и 76 (индекс прожиточного минимума).
То, что цены не поднялись еще больше, было, конечно, результатом того, что государство забирало у населения часть доходов и сбережений, с одной стороны, с помощью налогов, а с другой — с помощью займов. Поступления в федеральный бюджет США за исключением займов, которые составляли 782 млн долл. в 1916 г., выросли за три года до 4,6 млрд долл.; львиная доля этого роста (почти 2,5 млрд долл.) приходилась на огромный рост подоходного налога, выплачиваемого отдельными гражданами и корпорациями. К этому были последовательно добавлены пять займов серий «Свобода» и «Победа», причем каждый за исключением последнего (который был произведен в апреле 1919 г., когда война уже закончилась) оказывался больше предыдущего, и в конечном итоге общая сумма составила 24 млрд долл. Параллельно с ростом поступлений происходило увеличение федеральных расходов, которые выросли с 742 млн долл. в 1916 г. до почти 19 млрд в 1919 г. Основная часть этого прироста (почти 11 млрд) приходилась на военное министерство и военно-морской флот, но и другие федеральные агентства тоже позаботились о себе. Так получилось, что самое большое увеличение расходов наблюдалось у так называемых независимых бюро — другими словами, у множества разнообразных агентств и управлений, созданных специально для военных целей и находившихся вне существующих ведомственных структур. Объем денежных средств, которыми они располагали, вырос с 7,2 млн в 1916 г. до 1,1 млрд в 1918 и 2,7 млрд долл. в 1919 г. Было ли когда-нибудь лучшее время для конторщиков?
Поскольку другие страны вступили в войну раньше США и продержались в ней дольше, их правительствам пришлось пойти намного дальше. В Великобритании, например, суммарные государственные расходы в последние предвоенные годы составляли примерно 15 % ВНП, что само по себе представляло собой почти 50 %-ный рост по сравнению с 1906 г., когда либеральное правительство пришло к власти. К 1916–1917 гг. расходы достигли 85 %, — цифра столь большая, что ее едва-едва удалось превзойти даже во время Второй мировой войны величайшего конфликта в истории человечества [593] . Как и в Соединенных Штатах, увеличение расходов финансировалось частично за счет печатания денег, частично за счет налогообложения («облагайте их налогами, пока они не запищат» — был ответ лорда Ротшильда, когда Ллойд Джордж спросил его, откуда взять деньги на войну), а частично за счет выпуска облигаций по крайне низким процентным ставкам (если сравнивать со стандартными показателями инфляции на протяжении почти всей второй половины XX в.). Вливание в экономику огромных сумм — в период с 1913 по 1920 г. государственные расходы выросли от 342 млн до почти 1,7 млрд ф. ст. в год [594] — вновь привело к инфляции, хотя в основном рост цен пришелся на период после войны, потому что, пока война длилась, из-за ограничений и дефицита покупать было почти нечего. Великобритания ни в коей мере не была страной, которой досталось больше других. Напротив, в большинстве других европейских стран-участниц войны бремя, измеряемое долей населения, призванного на военную службу, было гораздо выше, не говоря уже о выпавших на их долю иностранной оккупации, разрухе и поражении.
593
Данные см. в: U. K. Hicks, British Public Finances, Their Structure and Development, 1880–1952 (London: Oxford University Press 1954) p. 12–13.
594
Данные см. в: Hicks, The Finance of British Government, 1920–1936 (Oxford: Clarendon Press, 1970 [1936]), p. 380, table 2.
За исключением Советского Союза, о котором подробнее речь пойдет позже, за «большим военным грабежом» 1914–1918 гг. последовал возврат к «нормальной жизни» в 1920-е годы. Повсеместно снижались размеры государственного бюджета и налогового бремени, хотя они уже никогда не вернулись к довоенному уровню, который мог бы показаться настоящей сказкой для сторонников laissez faire. Например, в Великобритании государственные расходы колебались между 25 и 30 % от ВНП (в 2 раза больше, чем до войны); чтобы финансировать эти выплаты стандартные ставки подоходного налога были подняты в три с половиной раза. Тем временем, по другую сторону Атлантики о воздействии последствий войны на жизнь обычных американцев можно судить по тому факту, что число лиц и корпораций, облагаемых подоходным налогом, подскочило с менее чем 500 000 в 1916 г. до почти 7 млн в 1920 г [595] . Сидя на верху самой большой в истории золотой горы — образовавшейся благодаря поставкам разного рода товаров союзникам во время войны — и не боясь, что кто-нибудь всерьез попытается эту гору выкупить, США возобновили размен банкнот на золото почти сразу по окончании войны. Британия последовала этому примеру в 1925 г., а к 1929 г. большинство остальных крупных стран, — включая даже Италию, самую бедную из них, но под властью Муссолини далеко не самую скромную, — сделали то же самое.
595
G. K. Fry, The Growth of Government (London: Cass, 1979), p. 193; US Bureau of Census, Statistics, pt. 2, p. 1110.
Возвращение к золотому стандарту оказалось в значительной степени иллюзорным. Не только золотые монеты не вернулись в обращение, но и давно прошли времена, когда кто-нибудь в здравом уме мог подумать о том, чтобы осуществлять крупные платежи, физически перемещая золотые слитки из одного места в другое. Поэтому практически единственным результатом этого шага стал его вклад в сильную дефляцию, которая в свою очередь стала препятствием для торговли, что способствовало наступлению Великой депрессии в 1929 г. [596] Короче говоря, в сентябре 1931 г., опасаясь сокращения уровня зарплаты, моряки Британского флота организовали забастовку. Газеты раздули это событие, описав его как мятеж, что посеяло панику среди населения. Массовое изъятие вкладов из банков привело к тому, что фунт стерлингов и другие валюты были «отвязаны» от золота, и на этот раз навсегда. Американский президент Рузвельт, утверждая,
596
J. K. G. Galbraith, Money: Whence It Came, Where It Went (Boston: Houghton Mifflin, 1975), p. 164–182, — этот автор описывает возврат к золотому стандарту под заголовком «ранение, нанесенное самому себе».
597
См.: Е. Cassell, The Downfall of the Gold Standard (London: Cass, 1969 [1936]), p. 112–135.
Поскольку все основные валюты быстро обесценивались в сравнении с золотом — последним сдался французский франк, который был девальвирован в 1936 г. и утратил общественное доверие, — многие страны вернулись к «принудительным деньгам», как это сделали Германия, Италия и прежде всего СССР. В первых двух странах к этому привел мировой экономический кризис, в последней — несмотря на то, что СССР был одним из мировых лидеров по добыче золота, — принудительная валюта существовала со времен революции 1917 г. и обеспечивалась за исключением краткого периода в 20-е годы только словом Ленина, Сталина и т. п. Независимо от того, назывались ли эти валюты рублями, марками или лирами, они были неконвертируемыми, что означало, что в большинстве случаев их можно было использовать для обмена только между гражданами. Международные экономические отношения были монополизированы государством, которое либо создавало собственные органы для этих целей, либо действовало с помощью сложной системы лицензирования. Нередко нехватка «твердой» валюты была столь ощутима, что за импорт приходилось расплачиваться золотом (как, например, Советскому Союзу) или совершать бартерный обмен (как во всех трех странах, особенно при сделках друг с другом и с недостаточно развитыми балканскими странами). Горе гражданам, которые теперь не могли торговать под страхом смертной казни или заключения в концентрационные лагеря.
Тоталитарные страны вовсе не были исключением: по тому же пути к валютному контролю, который они проделали в 30-е годы XX в., «свободные» страны последовали во время Второй мировой войны, внеся лишь небольшие изменения. Излишне повторять историю, которую мы уже рассказали в связи с событиями 1914–1918 гг. С того времени мало что изменилось, за исключением еще более строгого финансового контроля, больших государственных расходов, более сильного закручивания финансовых гаек и больших объемов заимствований. Даже в США, самой богатой и менее других затронутой войной стране, расходы превышали доходы в соотношении один к двум или один к трем в каждый военный год, т. е. с 1942 по 1945 г., несмотря на то, что благодаря резкому росту налоговых ставок сами доходы в 1939–1944 гг. выросли в 6 раз [598] . Как и во время Первой мировой войны, полное несоответствие расходов и доходов привело к резкому росту цен. Опять-таки, как и в Первую мировую войну, пока шли военные действия, предпринимались попытки придержать инфляцию с помощью различных административных механизмов, таких как рационирование. После его отмены граждане стран-победителей обнаружили, что ценность их сбережений сильно упала, а деньги стран, проигравших войну, в буквальном смысле слова превратились в бумагу, которую в лучшем случае можно было использовать лишь для того, чтобы заклеивать окна и в тому подобных целях [599] .
598
Данные взяты из: Economic Report to the President, 1974 (Washington, DC: Government Printing Office, 1974), p. 324. Аналогичные числовые данные по другим странам можно найти в работе: G. Findlay Shirras, Federal Finance in Peace and War (London: Macmillan, 1944), p. 77 (Канада), 149–150 (Австралия), 171–172 (Южная Африка) и 217ff. (Индия).
599
Данные по ценам в США можно найти в: Economic Report to the President, 1975 (Washington, DC: Government Printing Office, 1975).
Еще более интересным, чем все эти события, оказался тот факт, что изменилась природа самих денег. Не считая сбережений (уже упоминалась судьба тех, кто хранил сбережения), для людей деньги всегда представляли собой средства для покупки товаров, для правительства — метод, с помощью которого оно контролировало экономику и определяло направления использования ресурсов страны. Теперь обе функции были в основном утрачены. В отношении отдельных граждан это было связано с тем, что все, что имело смысл покупать, можно было приобрести в лучшем случае лишь в обмен на купоны. Последние распределялись по неэкономическим критериям, таким как возраст, пол и количество калорий, затрачиваемых на работу, выполняемую тем или иным человеком (понятно, что те, кто стоял у руля, позаботились о себе; как однажды написал Людендорф, если бы ему пришлось существовать за счет обычного рациона, он «бы не выжил»). Для государства деньги потеряли свою функцию инструмента управления потому, что предложение денег, зависящее исключительно от работы печатных станков, стало в принципе неограниченным. Следовательно, их больше нельзя было использовать для определения того, какие товары и услуги будут приобретены, а какие нет. Таким образом, тотальная война стала кульминацией двухсотлетнего процесса, в ходе которого государство установило свой контроль над деньгами. Когда эта цель была полностью достигнута, результатом стало то, что этот товар потерял какую-либо реальную ценность — что в некоторых случаях привело к возврату бартера, когда, например, горожане меняли кухонную посуду на картофель. Другим, не столь очевидным свидетельством сути происходящего, было то, что Банк Англии был поглощен государственным аппаратом [600] , а британский министр финансов потерял свое традиционное положение первого среди равных (не считая премьер-министра), а после 1940 г. он уже не входил даже в состав военного кабинета [601] .
600
См.: R. S. Sayers, Financial Policy, 1939–1945 (London: Longmans, 1956).
601
См.: A. Milward, War, Economy and Society, 1939–1945 (Berkley: University of California Press, 1977), p. 99ff.
После того, как деньги были приведены в подчинение, т. е. они больше не налагали ограничений на величину правительственных расходов, степень военных усилий той или иной страны стала измеряться физическими средствами производства. Самыми важными были морские перевозки, транспорт, сырье, производственные площади, производство электроэнергии и, конечно, труд, от которого зависело все остальное и за который они часто конкурировали между собой. Уже во время Первой мировой войны все самые важные ее участники приняли законы, с помощью которых они фактически отменили права собственности для своих граждан и которые позволили правительствам в случае необходимости прибрать к рукам средства производства. Правительства использовали этот контроль, чтобы решать, кто, что, как и где будет производить, по какой цене и при помощи каких рабочих, какими профессиональными навыками эти рабочие должны обладать, какую заработную плату они должны получать и по сколько часов в день или неделю они должны работать. Если говорить об основных странах, то в Германии эта задача была доверена промышленнику Вальтеру Ратенау и его Департаменту минерально-сырьевых ресурсов — организации, учрежденной при значительной оппозиции со стороны военных, которые не хотели, чтобы гражданские лица вмешивались в вопросы ведения войны. В Великобритании процесс проходил легче под руководством властного политика Ллойда Джорджа (на смену которому впоследствии пришел Черчилль), возглавлявшего недавно учрежденное Министерство вооружений. Наконец, в США это было сделано при помощи WBI — Совета по военной промышленности, председателем которого стал финансист Бернард Барух [602] .
602
Немецкая мобилизация в Первой мировой войне описывается в книге: М. Feldman, Army, Industry and Labor in Germany, 1914–1918 (Providence, RI: Berg, 1993). О Британии см.: S. J. Hurwitz, State lntervention in Great Britain: A Study of Economic and Social Response 1914–1919 (London: Columbia University Press, 1949), и о США см.: R. D. Cuff, The War Industries Board: Business-Government Relations During World War I (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1973).