Расколотое небо
Шрифт:
— Как будем решать, товарищи? — спросил председатель.
— Дать, — нестройно ответили несколько человек, среди которых выделялся голос Брызгалина.
— Пожалуйста, продолжайте.
Прошло три минуты. Махов невозмутимо говорил о необходимости всемерного повышения боевой готовности. Сосновцев встал:
— Все, Вадим Павлович. Дополнительное время тоже истекло.
Махов торопливо закончил речь, собрал листы бумаги, сошел с трибуны и, вздохнув, тяжело опустился на стул. Он не слушал выступающих: переполняла обида на тех, кто мешал ему говорить. За годы работы в аппарате он привык к тому, что его никто, кроме руководства, не прерывал и не торопил. Сегодня же осмелились оборвать на полуслове, а из зала неслись недовольные возгласы. «Наверняка воспитанники Горегляда и Северина — другие
— Слово предоставляется товарищу Северину, — донеслось до Махова, и он машинально повернул голову в сторону трибуны.
Северин держался уверенно. Смотрел прямо в зал. Узнавал среди внимательно слушавших его людей коммунистов полка: Черного, Редникова, Васеева, Муромяна… Понимал, как волнует их все, о чем он говорит.
— Задачи, поставленные на завершение переучивания и испытаний, коммунисты полка и весь личный состав выполняют. Люди настроены по-боевому и трудятся напряженно. Примером может служить прошедшая неделя, когда личный состав ТЭЧ работал круглосуточно, чтобы подготовить все самолеты. Летчики на новых машинах налетывают больше, чем до переучивания. Этому способствуют и труд авиаторов, и тактико-технические возможности наших замечательных машин, вобравших в себя новейшие достижения авиационной науки и техники. Во всех партийных организациях обсуждены задачи по освоению нового самолета, развернуто соревнование. Но, товарищи, сроки испытания и переучивания менялись уже дважды. Это с беспокойством отмечал в выступлении товарищ Васеев. Разговоры о плановости в работе, о научной организации труда останутся разговорами, если не будут созданы условия для ритмичной работы. Выступающий здесь товарищ Махов призывает нас к отброшенному жизнью лозунгу: «Налет любой ценой». Действительно, «поточный метод полетов» увеличит общий налет, но нам нужен не только налет, а и выполнение упражнений для испытаний самолета, повышение уровня подготовки каждого летчика. При «поточном методе» средний налет возрастет, но молодые летчики от этого ничего не выиграют: «вал» дадут наиболее опытные, хорошо подготовленные пилоты.
Северин перевел дыхание.
— Нам нужна помощь, но пока мы ее получаем в основном в виде лавины бумаг. Вот только один пример. — Он достал из кармана служебный бланк телеграммы и прочитал: — «От всего личного состава примите зачет по мерам безопасности при работе с циркулярными пилами».
В зале грохнул дружный смех. Северин дождался тишины и продолжал:
— Подобных бумаг немало. Их шлют по любому поводу, все они отвлекают людей от работы. Нас часто проверяют. И хотя все проверяющие заверяют нас, что прибыли оказать нам помощь и не будут мешать нашей работе, в действительности же проверки выбивают нас из графика. Так, за пять месяцев этого года в полку побывали три группы: из Москвы, из округа и из дивизии. Разве можно нормально работать в таких условиях?! Конечно, контроль и проверки необходимы, но не слишком ли часто они отвлекают людей от главного дела?!
— Что я вам, уважаемый Виктор Васильевич, говорил? — наседал Махов на Сосновцева по пути в гарнизонную гостиницу. — Критикан ваш Северин! Все ему не нравится! Сами с усами! Была бы моя власть, за такие выступления врезал бы по первое число. Распустили мы людей…
Сосновцев шел молча. Спорить с Маховым не хотелось. Ну, резковато выступил Северин. Можно бы погибче, не так прямолинейно. А по существу — прав. Не о себе думает — о деле. Смелый, прямой, тверд в убеждениях. Конечно, Махову больше нравятся тихие и послушные. Те, что помалкивают да посапывают! Те, что тлеют, но не горят! Ему лично нравятся такие, как Северин. Для дела он больше полезен, чем те, кто соглашается со всем, кто в рот начальнику заглядывает.
— Вадим Павлович, вы читали когда-нибудь, что писал Суворов об офицере?
Махов раздраженно пожал плечами: ему про Фому, а он про Ерему.
Сосновцев вынул из кителя записную книжку.
— Послушайте, очень любопытно. По Суворову, офицер должен быть:
«Весьма смел, но без запальчивости. СкорСосновцев закрыл записную книжку. — Уверяю вас, Северин обладает этими качествами. Из него вырастает хороший, опытный руководитель. Сколько у замполита свободного времени? Кот наплакал. А он каждую минуту использует на свое внутреннее оснащение, на то, чтобы узнать о последних достижениях науки, о новинках литературы и искусства. Присмотритесь к нему повнимательнее. Современный интеллигентный офицер. Правда, горячеват…
— Мне больше нравятся холодные головы, — сухо сказал Махов.
— Мне тоже, но — голова, не сердце. Когда у человека холодная голова и холодное сердце, пользы от него не жди. Будет суетиться, шуметь, пускать пыль в глаза — создавать видимость работы, имитировать кипучую деятельность.
— Таких имитаторов сейчас уже мало, — возразил Махов. — А излишняя горячность… от нее ведь детством попахивает, инфантильностью. Вчера иду мимо стадиона, Северин с летчиками в футбол играет. Полк осваивает новую технику, а замполит мяч катает! Мяч! Мальчишка! Вот вам и современный интеллигентный руководитель!
Сосновцев усмехнулся:
— Не вижу ничего плохого в том, что замполит во время физзанятий играет в футбол. Он ведь действительно еще молод.
— У него, Виктор Васильевич, есть дела поважнее, — Не сдавался Махов. — Сегодня мне доложили, что в гарнизоне по инициативе Северина собираются чуть ли не свою «Третьяковку» открывать. Одни летчики рисуют картины, другие изучают древнюю историю — на кой черт, извините за выражение, она нужна?! Третьи занимаются цветной фотографией… Не полк, а академия изящных искусств. Это надо запретить! Мы не искусствоведов готовим, воздушных бойцов! Да-да, бойцов! А в бойце нужно воспитывать стойкость, верность Родине, готовность выполнить любой приказ командира. Северин же их в розовом сиропчике купает. В сиропчике…
Сосновцев подошел к крыльцу гостиницы и посмотрел в темное, усыпанное светлячками звезд небо.
— Ночь-то какая! И тишина. — Он снял фуражку и пригладил ладонью волосы. — Думаю, полковая «Третьяковка» не помешает нашим летчикам. Мы должны знать, что защищаем, что бережем. Кстати, Вадим Павлович, теперь мне стало ясно: полк Горегляда с предложениями о сокращении сроков испытаний и переучивания выходить не будет. И политотдел дивизии мнение руководства полка разделяет полностью.
— Очень жаль! — пробормотал Махов. — Очень жаль…
Глава шестая
1
День начался, как обычно, предварительной подготовкой. Летчики изучали полетные задания, инструкции, вычерчивали маршруты, вносили в планшеты изменения радиочастот и позывных соседних аэродромов.
В конце занятий Васеева вызвали к телефону. Звонил Северин.
— Как освободишься, зайди ко мне.
Васеев ответил, что через час обязательно будет.
Северин встретил Геннадия, как всегда, приветливо, предложил стул.
— Подвел я вас, Юрий Михайлович, — чувствуя неловкость, сказал Васеев. — Плохо выступил.
— Точнее, не совсем хорошо. В этом деле, как и в любом, не всегда бывают удачи. Еще один урок: во всем нужна тщательная подготовка. Теперь у тебя есть хоть и небольшой, но свой опыт.
Они долго оставались вдвоем. Северин рассказывал о том, как он сам готовится к выступлениям, а потом разговор пошел об эскадрилье, об испытаниях.
— Махов говорил, что одна из первых серийных сверхзвуковых машин была запущена в производство после недолгих войсковых испытаний, — сказал Геннадий.