Расколотое небо
Шрифт:
Выйдя из проходной завода, Васеев сел в газик, кивнул водителю и погрузился в свои думы. Снова всплыло лицо отца, а в ушах загудел басовитый голос бригадира, вернувший его на какое-то время в грозное военное лихолетье.
Погруженный в свои мысли, опасность он все-таки заметил первым: справа, со стороны развилки, не замечая их газика, мчался груженный кирпичом многотонный МАЗ. Успел крикнуть шоферу:
— МАЗ справа! Тормози!
Расстояние между машинами быстро сокращалось, и водитель, избегая удара, начал выворачивать руль влево, на встречную полосу, по
— Куда ты? Там же люди! — закричал Геннадий, ухватившись за скобу кабины газика. — Крути вправо! Вправо!
Он отчетливо представлял себе всю опасность этой команды — газик подставлял бок МАЗу. Но иного выхода не было — встречный «Москвич» уже затормозить не успел бы.
Удар пришелся по переднему колесу и правому сиденью. Геннадий услышал пронзительный визг тормозов, резкий скрежет металла. Боль в правой ноге он ощутил лишь после того, как, выскочив из перевернувшейся машины, попытался вытащить прижатого рулем водителя. Дернул его за руки, но нога подломилась, и Геннадий упал.
2
Геннадий с трудом открыл глаза и увидел яркую белизну потолка. Хотел повернуть голову и посмотреть вокруг, но почувствовал, как все тело отозвалось резкой, пронизывающей болью. «Где я? — недоуменно подумал он. — Почему так болит нога?» Тревога наполнила его, и он, напрягая память, начал вспоминать.
— Не волнуйтесь, Геннадий Александрович, нога цела, — тихо проговорил врач. — В гипсе нога. В общем, все, кажется, обошлось.
— А летать… летать буду? — спросил Геннадий срывающимся голосом.
— Думаю, что будете.
— Спасибо, доктор! Спасибо…
— Благодарить еще рано — многое будет зависеть от вас. Судя по первым впечатлениям, вы человек волевой, боль при операции перенесли удовлетворительно. Оперировать-то пришлось без наркоза. Теперь дело за вами. Гимнастика для вас — больше, чем хлеб.
В дверь постучали. Врач поднялся.
— Войдите.
На пороге показались Горегляд и Северин.
— С разрешения начальника госпиталя на десять минут, — доложил Северин.
Врач согласно кивнул и вышел.
— Что же это ты, товарищ Васеев, себя не уберег? — Горегляд присел на стул и поглядел на Геннадия. — В воздухе с пожаром справился и машину спас, а на земле чуть не погиб. Мы с Юрием Михайловичем как узнали, не сговариваясь, — в штаб. Пока полковой врач до госпиталя дозвонился…
— Да, — вступил в разговор Северин, — задал ты тревоги всему полку. Летчики не ушли домой, пока не узнали о твоем состоянии. А друзья твои — Кочкин и Сторожев едва из гарнизона к тебе не убежали. Командир вернул с проходной — на водовозке устроились. Ну ладно! Хватит о вчерашнем дне. Самочувствие-то твое как?
Геннадий подтянулся на локтях, лег поудобнее, положил руки поверх одеяла и ощутил на себе настороженные взгляды командира и замполита. Говорил медленно. Часто поглядывал на упрятанную в гипс ногу. Только когда коснулся встречи с Устякиным и обещания помочь сделать тренажер, лицо его порозовело, глаза наполнились блеском и весь он взбодрился.
— Жаль,
— Почему застопорится? — не согласился Горегляд. — Поручим твоему дружку Сторожеву. Соорудит, как требуется! Главное, не залеживайся здесь. Чуть нога окрепнет, давай в полк. По себе знаю — полежишь месячишко и начнешь клекнуть. Встанешь с кровати — из стороны в сторону словно ветром качает. Физкультурой займись. — Горегляд поднялся со стула и взял руку Васеева: — Носа не вешать! Побольше бодрости. Пошли, Юрий Михайлович! — кивнул он Северину. — Надо к водителю зайти. У него, говорят, дела получше — царапинами отделался.
— Товарищ командир! — негромко произнес Васеев, обращаясь к Горегляду. — Вопрос разрешите?
Тот кивнул.
— Вам не приходилось слышать о подвиге лейтенанта Кремнева? Он, говорил бывший авиамеханик Устякин, знамя полка спас. Не наш ли это генерал?
— Не слышал. Может, однофамилец?
— По рассказу Устякина, лейтенант Кремнев похож на нашего комдива.
— При встрече спрошу. Ну, Васеев, выздоравливай! — Полковник поправил халат и вышел в коридор. Северин кивнул лежавшим на соседних кроватях больным и осторожно вышел за ним.
— Интересные в авиации начальники, — позавидовал сосед по палате, лейтенант-танкист. — Беда только случилась, а они тут как тут.
— Точно, — откликнулся Васеев. — Внимательные. И о деле беспокоятся. И людей любят.
3
После возвращения из длительной командировки Кремнев на следующий день вместе с Сосновцевым вылетел в полк Горегляда.
Две недели назад, после получения директивы о переходе на новый метод полетов, Степан Тарасович весь день был сумрачным и неразговорчивым; Северин дважды заходил к нему, предлагал собрать руководство полка и эскадрилий, но Горегляд молчал. И только к вечеру, когда заканчивался тренаж летчиков, зашел к Северину.
— Сердцем чувствую, что ПМП — это ошибка, — тихо проговорил он. — Но что делать… Надо начинать перестройку…
И теперь, докладывая генералу Кремневу о ходе испытаний и летной подготовке, он едва сдерживался, чтобы не высказаться о всей накопившейся в нем горечи.
Кремнев и Сосновцев беседовали с Севериным, Тягуновым, Брызгалиным, Черным, Выставкиным, заслушали командиров эскадрилий и начальника ТЭЧ, побывали на стоянках самолетов, встречались с летчиками и техниками, анализировали планы-графики и плановые таблицы полетов.
Вечером, уставшие и озабоченные, направились к гостинице, расположенной в одном из жилых домов возле сосняка.
— А Горегляд далеко видит, — похвалил Кремнев. — В отличие от Махова руководствуется принципом: «Готовь сани летом, а телегу зимой». И находчивости ему не занимать.
— Кстати о находчивости. Как-то Горегляд рассказывал мне, — усмехнулся Сосновцев, — об экзамене по тактике, который он сдавал в академии. «Виды ударов авиации по объектам противника?» — спросил преподаватель. А у него эти самые удары из головы вылетели. Молчит.