Расколотые небеса
Шрифт:
К тому времени Урти — главный плотник — приготовил для нас десяток заготовок под плечи новых рекурсивных луков из дерева куи. По словам Урти, куи самое прочное и упругое дерево не только в Крильисе, но и на всём севере и считалось лучшим материалом для прочного лука. Мастера постарались на славу: заготовки были тщательно вырезаны, отшлифованы и даже натёрты до блеска. Рядом с заготовками лежали доски — клише для изгибания плеч.
— Урти, ты знаешь, чем прямой лук отличается от рекурсивного? — спросил я, оглядывая заготовки.
— Эм… нет, сир, — смутился
— Смотри, — взял я в руки готовый прямой лук. — Что будет, если я сниму с него тетиву?
— Эм… лук распрямится, сир.
— Верно. Плечи выровняются, изогнутый лук превратится в ровную палку. Потому-то керрийские луки и называются прямыми, понимаешь, о чём я говорю?
— Да, сир.
— А теперь представь, что плечи этого лука мы изогнём вперёд. В смысле, чтобы без тетивы лук изгибался в обратную сторону. Такой лук будет сложнее натягивать, тетива будет передавать стреле куда больше силы, изогнутые плечи станут намного туже, а значит стрела полетит гораздо дальше.
— Сир, кажется я вас понимаю. Нужно загнуть плечи на паровой бане, верно?
— Верно. И такие изогнутые луки называются рекурсивными. Они-то нам и нужны.
— Да, сир.
В углу паровал котелок, полный кипящей воды. На него уложили заготовки, чтобы паром размягчить волокна древесины. Когда дерево размякло, плечи согнули и закрепили в клише — привязали к обычным доскам, распиленным в форме волны — и оставили застывать. В таком виде заготовки пролежат две седмицы. Потом плечи пропитают жиром, усилят размочаленной роговой тканью и сухожилиями.
— Урти, — заглянул я плотнику в глаза. — Ты понял, что нужно делать? Луков нам нужно много, я надеюсь на тебя.
— Да, сир, — смущённо склонил голову мастер. — Мы всё сделаем, как прикажете.
Медведь в это время крутился возле плотников с чертежом арбалета. Я подождал, пока он управится и тогда мы вместе поспешили обратно к кузнецам:
— Ну, что тут у вас?
— Сир, мы делали всё, как вы учили: жар у печи стоял очень сильный, мы такого ещё не видели, — ответил Торли.
— Тогда соберите остальных, скоро будем ковать.
В тот же миг двое посыльных побежали вглубь крепости собирать всех кузнецов и подмастерий обратно. Пока они бегали, подтянулись остальные курсанты. Всем не терпелось увидеть, что у нас вышло.
— Ну что, будем пробовать? — взволнованно спросил Медведь.
Я волновался куда больше, но виду старался не подавать. Я тот, кем меня считают люди. Что бы там ни было, а играть роль самоуверенного всезнайки мне придётся в любой ситуации.
— Давай.
Мы разобрали вершину пирамиды. Железными щипцами Медведь достал из печи тигель. Над наковальней он аккуратно разбил его молотом, и яркое сияние раскалённого слитка стало слепить глаза даже под солнечным светом.
— Слиток, кажется, получился… будем ковать? — спросил я.
— Да, — спокойно ответил Медведь, легонько ударяя молотом по слитку.
— Невероятно, — продолжил он, ударяя сильнее, затем ещё сильнее, ещё и ещё.
— Ник — это оно. Ты это сделал. Твоя печь
— Как ты это понял?
— Смотри, — сказал Медведь, вновь ударяя молотом по красному слитку. — Видишь?
— Вижу… а что я вижу?
— Искры не летят во все стороны. Их вообще нет, взгляни снова.
Медведь размахнулся кувалдой и ударил по раскалённому куску стали. Ничего не случилось. В другой раз мимо кузни пройти было страшно. Когда мастера ковали железо во все стороны разлетались фонтаны оранжевых искр, но сейчас не было ничего. Только металлический звон летел по двору.
— А что это значит? — осторожно спросил я, уже предвкушая ответ.
— А то, что сталь наша очень чистая. Искры при ковке — это не что иное, как шлак и грязные примеси, что отлетают под ударами молота.
— Здорово, — подхватил я. — Все слышали? Если во время ковки искры не летят, значит сталь получилась.
— Да подожди ты, — осадил меня Медведь. — Мы ещё не знаем, что получилось, так что давай ковать.
— Эх, ну давай.
Двор наводнили ритмичные звоны ударов молота о наковальню. Около часа мы с Медведем по очереди размахивали кувалдой, снова нагревали заготовку в печи, потом били дальше, но успехи выдались очень скромными. Мы лишь слегка вытянули слиток в брусок.
— Что такое? — сказал я, вытирая лоб рукавом. — Почему он такой твёрдый? Может, мы перестарались?
— Нет, — пропыхтел Медведь. — Всё в порядке. Так и должно быть. Когда горячая сталь начинает застывать, атомы железа собираются в кристаллические структуры. Такие, как узоры на окнах в морозный день. Так вот, углерод делает области вокруг дендритов твёрдыми — это затрудняет ковку.
— А по-человечески? — воскликнул Рыжий, пока все остальные делали умный вид, будто бы поняли, о чём говорил Медведь.
— Когда металл остывает, он твердеет и его трудно ковать. Но, со временем, мы частицы его подтолкнём, и он начнёт поддаваться.
Словом, Медведь не ошибся. Через пару часов непрерывной ковки слиток вытянулся в длинный брус, а ближе к вечеру мы даже придали ему форму меча. Клинок вышел очень массивным и тяжёлым. Слиток был большим, его бы хватило и на три таких заготовки, но резать не стали. В процессе работы мы решили, что если всё получится, то этот меч достанется мне, так что лишние килограммы были только на руку.
— Фу-у-ух… — тяжело выдохнул Медведь, утирая капельки пота на лбу. — Думаю, на сегодня хватит. Есть хочется, завтра закончим.
— А что ещё будем делать?
— Меч нужно заточить, отполировать, и можно будет приступить к закалке.
— Значит завтра клинок будет готов? — устало спросил я.
— Ну да, основной работы осталось на десять минут, но вот на заточку уйдёт много времени.
— Думаю, это дело мы можем ускорить, — хмыкнул я. — Эй, паренёк, тебя как зовут?
— Грони, сир, — подбежал к нам малец, к которому я обратился. На вид ему было лет шестнадцать. Высокий паренёк со светлыми волосами и доброй улыбкой, был одет в мешковатую тунику и шерстяной плащ.