Расколотый меч
Шрифт:
Милия приподняла жезл окончательно.
– Взяли только этот чернокорень?
Веслав понуро кивнул. Он машинально перебирал свои пакетики и склянки. Будто надеялся найти то, что упущено.
– Значит, мы имеем дело с кем-то, кто сведущ в алхимии, - сделала вывод Милия и повернулась к Далларе. – Есть ли такие в замке?
Доминесса ожидаемо пошатнулась.
** *
Наше положение прекрасно обрисовывалось двумя словами: «закон подлости». Мы две недели мотались по здешним лесным дорогам, чтобы сковать меч – и сковали
Не до конца.
Мы решили, что пора пробуждать Йехара к жизни – и в самый раз, когда мы решили это сделать, это стало невозможным. У нас был алхимик и были почти все компоненты, но мы нарвались на противостояние с профессором алхимических наук – кто еще, кроме Зелхеса мог взять только чернокорень и не тронуть все остальное? В общем, с какого-то времени Дружину начали преследовать всякие неурядицы, и когда дня через два после возвращения в мои комнаты постучали, я справедливо заметила:
– Наверное, это Иссушитель заявился.
Бо, которая пыталась скрасить мною свой досуг, тут же забралась с туфлями на мою кровать.
За дверью, однако, было кое-что пострашнее Иссушителя: там был Стэхар в компании с самыми чудовищными цветами, которые можно измыслить во всех мирах.
Розовые розы. Вы когда-нибудь видели что-нибудь более мерзкое? А запах!..
Наследник престола облизнулся, подмигнул мне, сунул в руки букет и очень быстро исчез. Так исчез, как будто смог предугадать мою реакцию.
– Розы… – прорычала я, отодвигая букет на максимальное расстояние от своего носа.
– Какая прелесть, – обрадовалась Бо, протягивая руки. – Дай мне!
Но в этот момент в дверь опять постучали, и я распахнула ее с твердым намерением послать Стэхару его розовый букет прямой наводкой в физиономию, с соответствующими выражениями.
Нужно ли говорить, что по лицу получил не сынок домина, а Эдмус. Причем, я почти не удивилась. Я говорила уже, что Дружину начали преследовать неурядицы?
– Колючий… веник… – от избытка эмоций спирит не сразу смог говорить. – Я… иду себе… хочешь показать, насколько я тебе дорог – давай цветы, но не в глаз и не с размаху!
– Цветочкам же больно! – подтвердила Бо, выдирая у меня из рук злополучный букет. – Они же такие нежные…
Голова тут же пошла кругом от ненавистного запаха. Я отошла так далеко, как позволяли размеры комнаты, и бросила вопросительный взгляд на Эдмуса. Тот перестал зализывать царапину на носу и подмигнул Бо.
В последнее время мы наловчились о важном общаться по мысленному каналу Бо. Конечно, Иссушитель – сильный телепат, но что толку, если вокруг потайные ходы, а в них наверняка есть какие-нибудь устройства? Так что теперь Бо в нужные моменты просто связывала наши мысли – трюк, которым она вполне успешно овладела. Как выяснилось, за время нашего возвращения, исключительно со скуки.
– Что Зелхес?
Насущный вопрос последних дней. С дворцовым алхимиком что-то нужно было сделать, хотя Веслав честно признался:
– Не понимаю, на кой черт ему чернокорень. Его только для антидота от «Белоснежки» употребляют. Кроме сильнейших любовных снадобий, я имею в виду.
– Поскольку алхимик, чтущий Кодекс, недоступен чувствам, я думаю, он хотел убить Йехара, – беспощадно
И теперь за Зелхесом велось наблюдение всеми ресурсами, которых у нас было не так уж и много. Спасибо еще Эдмусу, который из призраков сотворил такую агентурную сеть – всем спиритам его мира впору обзавидоваться. Было выяснено, что Зелхес почти все время проводит у себя в лаборатории, так что чернокорень может быть там. Сегодня двое из тех слуг Даллары, которых она считала все еще верными себе, должны были сделать попытку пробраться внутрь.
– Что ему сделается, – невесело откликнулся шут у меня в мыслях. – А вот в его лабораторию мы не попадем. У него алхимическая печать перед дверями, Веслав честно признался, что такого не видел…
– Ай, ты шутишь! – недоверчивое восклицание Бо.
– …зато читал.
– И что это, по словам нашего энциклопедиста?
– Оля, не ругайся у меня в голове! Ты же просто ее засоряешь!
Один из огромных недостатков общения через Бо: невозможно говорить без ее комментариев.
– Высокая степень превращения. Человек становится на печать – и хлоп! Иссушителя не надо, то, что остается, свободно можно вынести в мешочке. Знаешь, в таких мешочках дамы здесь таскают конфетки, а ты в таком хранишь дома все эти мазюкалки на лицо, которые совсем не делают тебя красивее.
– Выговорился? – я спросила это вслух. Шут с прискорбием развел руками.
– Воздуха в легких еще на полтора часа без передышки. А еще мне хочется повыть в небеса и искусать какого-нибудь вампира… тысяча дохлых крякодуглов!! Я сам бы стащил этот чернокорень у Зелхеса, таскал же я из-под носа у нашего герцога его любимых закопченных червей! Но он не вылезает из своей лаборатории, да еще эта печать!
Он гневно потряс кулаками, но проделал это в полном молчании. Потом взглянул на меня и Бо и выжал из себя смешок:
– Я еще не говорил вам, как страшен в гневе?
– Ты у нас страшен всегда, – любовно ответила Бо, озабоченно трогая пальцем прыщик на подбородке.
Я махнула на этих двоих рукой. Они волновались за Йехара не меньше меня, но ситуация и в самом деле складывалась – хоть ты пойди к дворцовому алхимику да попроси у него несчастный чернокорень!
– И что, эта печать только на людей действует? – наивно спросила я, не подозревая, во что это выльется.
– Веслав говорит, да. Правда, призракам к нему тоже ходу нет. Но ты права – мы можем дрессировать котят. Когда их кровожадная вереница покажется на пороге алхимической лаборатории, Зелхес просто вынужден будет бежать, предварительно отдав им чернокорень. Бо, не плачь, я пошутил… собственно, а кого тебе жалко – нас, котят или Зелхеса?
Бо тихонько хлюпала носом в платочек, дрожа как при ознобе. Когда я дотронулась до ее локтя, она только помотала головой и отодвинулась на пару сантиметров. Трясущимися пальцами она судорожно обдирала лепестки с роз.