Расколотый меч
Шрифт:
– С-с-себя…
– Хочешь я обниму тебя и посочувствую? Или повоем в небо вдвоем?
– Эдмус, молчи, с ней что-то не то. Бо, почему тебе жалко себя?
Лепестки роз художественно летят по воздуху. Лепестки нежные, изломанные, а стебли – колючие и страшные теперь, когда самих цветов больше нет.
– А-а! А если я назад не приду, когда пойду к этому Зелхесу?
– Бо, так ведь никто тебя не собирается посылать…
–
– Какие вы вдвоем тупые! – рассердилась блондинка, и одним этим восклицанием повергла нас со спиритом в глубочайший шок. – Как будто я вот так и пойду его охмурять! То есть, я, конечно, не совсем против, но…
Но здесь до нас уже дошло очевидное, и это очевидное заставило нас побледнеть.
– Но пантера – это же все равно твоя сущность…
– А если она избавится от контроля, сожрет там добрую половину лаборатории и вместо этой половины лаборатории Зелхес увидит здоровую пантеру в розовых пятнах? И вообще, разве ты сможешь превратиться, когда захочешь?
Бо длинно всхлипнула и вытерла нос жестом, исполненным поистине королевского величия.
– Я превращусь. Я вот про Йехара подумаю, и… и если надо – я даже два раза превращусь! Я даже в эту дуру для него превращусь, а у нее, кстати, перхоть!
Великие жертвы, великие…
– У пантеры перхоть? – с легким непониманием осведомился спирит.
– Это она про Виолу.
– Только я, наверное, этот чернокорень там не найду, – призналась Бо, рассматривая себя в зеркальце. – Даже если Веслав мне его нарисует. И даже если я там обратно превращусь в себя. Ну… просто, вы меня знаете… если этот чернокорень плохо пахнет? Или если я все-таки принесу что-то совсем не такое?
Нам с Эдмусом стало не по себе при мысли о том, что именно Бо может принести из лаборатории Зелхеса.
– Но зато я могу стать в эту печать и постоять на ней, а она же тогда действовать не будет? Или будет?
Блондинка захлопнула зеркальце и боевым жестом вскинула колючие стебли роз. Я устремила испытывающий взор на Эдмуса.
– Прекрасная Ольга, – спирит говорил от всей души и с самыми честными глазами, – прекрасная Ольга, я пошел бы туда с гордо поднятой головой и радостью в сердце, шепча ваше имя… тьфу ты, от этих красивых слов во рту как-то странно… да я готов перерыть весь розовый рюкзачок Бо ради нашей Дружины! Но я почти уверен, что если мы с ней постучимся в лабораторию здешнего алхимика – нам откроет здешний алхимик. Интересно, каково будет его приветствие?
– А может, он просто скажет «здрасьте»? – помечтала Бо.
Мы дружно сели на мою постель, обдумывая эту проблему. Удалить алхимика из его лаборатории – да легче бешеному дракону удалить все зубы без наркоза! Вручную. И к тому же, нужно это сделать в определенный момент, чтобы Бо была готова! Чтобы Эдмус был готов!
Безнадега какая-то… осознанием этого прониклась даже Бо, потому что часика через два размышлений она выдвинула нереальное предложение:
– Давайте почитаем книжку! Ну, то есть, этот их
Смертница… да Веслав сейчас в таком состоянии, что вместо этого самого Кодекса выдаст нам какое-нибудь из своих очередных изобретений. Даже если мы скажем ему…
Идея родилась из памяти и словно бы развернулась перед глазами во всех подробностях. Я вскочила, совсем забыла сначала о том, что нужно бы вслух помалкивать, начала говорить, на меня зашикали, а мысли мои метались такими сумасшедшими отрывками, что Эдмус и Бо сначала и не поняли ничего. Потом все же поняли, восхитились и вознаградили меня таким постановлением:
– Вот ты ему об этом и скажешь!
Я уперлась, совершенно по-детски. Не буду разговаривать с Веславом, да и все тут. Тем более – просить у него, да что угодно!
Да – и могу поспорить, он к моей идее отнесется без особенного восторга.
На мой взгляд, в предложении Эдмуса послать к алхимику Бо было рациональное зерно, но у блондинки очень хорошо был развит инстинкт самосохранения. При первой же попытке выдвинуть ее парламентером в логово алхимика она закатила такую красивую истерику, что как кандидат отпал еще и Эдмус. Потому что Бо нужно было как-то успокаивать, а я просто не могла находиться рядом из-за звуков, которые она производила: они были почти что страшнее пения спирита…
Когда я решительным шагом приговоренного к смертной казни покидала комнату, вслед мне неслось жалобное:
– А если я умру, что случится с моим рюкзачко-о-о-ом?
Веслав отыскался не один, а в компании с Далларой. Ну, разумеется. В последнее время, как я уже говорила, доминесса забросила своего женишка окончательно и все время проводила возле Йехара. То есть, она бы и хотела, да подозрительность Милии не знала границ. Она с трудом подпускала к рыцарю даже меня, что уж говорить тут про Даллару, которая была для странницы величиной неизвестной! Так что все время, которое не удалось провести непосредственно с Йехаром, Даллара коротала поблизости от него, и меня слегка раздражало, что это «поблизости» так часто оказывалось в апартаментах Веслава.
Алхимик, когда я вошла, сквасился так, будто его почтил посещением Йехар собственной персоной.
– На стук не было времени или сил? – выдающееся приветствие.
– Один раз я постучала в твою хибару. Хорошо помню, чем это закончилось, – столь же выдающийся ответ.
Даллара с любопытством изучила наши лица и пришла к выводу, что сейчас начнутся военные действия.
– Мне покинуть вас? – робко справилась она и дождалась в ответ одинакового пожатия плечами. Но не надо путать! Если жест Веслава обозначал: «Скорее нет» – то мой гласил однозначно: «А вы как думали?»
Доминесса решила прислушаться ко мне.
– Я пойду, – сказала она, поднимаясь. Прибавила с блеклой улыбкой: –Попытаюсь в очередной раз растопить сердце этой светлой странницы, хотя в последнее время я уже начинаю сомневаться, возможно ли это.
«Попробуй», – подумалось мне с некоторым злорадством. Мне, чтобы пройти через кордон Милии, приходится рассказывать ей половину прошлой миссии – дабы она удостоверилась, что я – это я.
Без проверки она пропускает только Бо. Стоит той широко открыть свои голубые глаза и поинтересоваться: «Ой, а Йехар еще спит, да?» – и странница отодвигается с тяжелым вздохом. Видимо, считает, что такое подделать невозможно.