Раскрыть ладони
Шрифт:
— Я заплачу. Разумеется, сколько сочту нужным, а моя щедрость зависит уже от твоего усердия. Будешь стараться, получишь косточку пожирнее.
Он имеет право так со мной говорить. Я имею право гордо повернуться и уйти. Если мне позволят, разумеется. Но не уверен, что смогу сделать и шага вон из комнаты: люди, подобные избраннику Келли, не оставляют в живых дерзких и непокорных. Или купить, или подчинить силой, третьего не дано. Свободный дух им не нужен. Что ж, если я хочу сохранить свою честь, мне нужно всего лишь плюнуть богачу в лицо. Но если я хочу выжить и отомстить за унижения… Сначала
И словно желая помочь мне принять решение, мужчина небрежно замечает:
— Ты ведь видел лозы, когда шел сюда, и наверняка подумал, что в такой густой зелени может спрятаться кто угодно? Там и в самом деле кое-кто играет в прятки. Стражи, более верные, чем люди. Ты слышал что-нибудь о лозянках? Они малы, почти незаметны, даже когда касаются кожи, и не могут убивать сами, но от их «поцелуев» человек теряет способность двигаться и становится легкой добычей…
Невольно сглатываю и переспрашиваю:
— Добычей для кого?
— Для того, кто пожелает открыть охоту.
Предупреждение принято. Больше нет смысла раздумывать.
Опускаюсь на колени и кладу ладонь поверх фиолетовых змеек надувшихся вен.
Разве мне трудно? Ни капельки. Главное, не дать злому азарту разгореться раньше времени. Успеется. Спешат только храбрецы, а трусы никогда и никуда не торопятся, но, как ни странно, везде успевают.
А соломинки еще и перекручены… Придется повозиться. И за один раз не справлюсь. Но пока хотя бы ослаблю напряжение натянутых струн сосудов.
Это просто работа. Никаких чувств. Никаких сожалений. Все будет потом.
— Маллет — зл… грх… ш-ш-ш-ш-ш!
Сжимаю мохнатую мордочку пальцами, сдавливая узкие челюсти и останавливая шипящие слова на полпути к выходу. Феечка хлопает крыльями, стараясь вырваться на свободу, злобно царапает коготками мою руку, но в конце концов, осознав безнадежность сопротивления, повисает безвольной тряпицей.
— Со слабыми справляться всегда легче, верно?
Он покидает густую тень, выходя на островок мостовой, освещенный бледным огнем давно не мытого фонаря. Спокойный и будто бы менее самодовольный, чем обычно. Почти участливый, и такая смена настроения немного пугает. Что ж, господин старший распорядитель, вы добились своего, и не угрозами, а сменив маску вершителя судеб на личину доброго приятеля. Раньше нужно было начинать, глядишь, и сломали бы меня об колено.
— Еще бы. Иначе бы и не взялся.
Ослабляю хватку. Феечка, терпеливо дожидавшаяся возможности сбежать, тут же отлетает в сторону, но не спешит присесть на плечо Трэммину, предпочитая холодную незыблемость каменной ограды, а не живую плоть под коготками.
— И часто вы гуляете по ночам?
Он рассеянно поднимает голову, вглядывается в черное небо с редкими искрами звезд:
— Когда есть повод.
— А сейчас он есть?
— Да. И предлагаю разделить его на двоих.
Приглашение пройтись рядом? Прогуляться? Странновато. Но дядя в кои-то веки не язвителен и насмешлив, а похож на человека, так почему бы и нет? От меня не убудет, а вдвоем идти по ночным улицам сподручнее, нежели в одиночку: лихие люди трижды подумают перед тем, как напасть.
— Хотите
— И ты хочешь не меньше меня. Угадал?
Да, тема для беседы у меня имеется. Правда, она будет мало интересна кому-либо, но говорить я могу много, долго и цветисто. Только малосвязно ввиду большого количества ругательств, так и рвущихся наружу.
— Что вам нужно?
— Ох, и когда же ты научишься быть любезным, племянничек? — вздохнул Трэммин, пристраиваясь сбоку и задавая ритм шагов. — Правда, в твои годы я тоже любил повздорить и подерзить, но всегда знал меру, заметь! Всегда.
— Хотите сказать, нужно тщательнее выбирать, кого приветить, а кому отказать?
— Ну хоть что-то ты понял! Начинаю тобой гордиться. Не смейся, я говорю совершенно серьезно. Верить или нет, выбирай сам, но сейчас… Разговор пойдет вовсе не о вере.
— А о чем? О надежде? Или может быть, о любви?
Дядя качнул головой, пряча улыбку:
— Любовь — очень полезное чувство. Она делает людей уязвимыми и слабыми, превращая самую неприступную крепость в жалкий заборчик. В моих надеждах именно любовь сыграла главную роль… Но я опять отвлекся. Лучше скажи, как тебе понравился dyen Райт? Молчишь? Тогда позволь ответить вместо тебя. Позволишь? Это ужасный человек, лишенный способности уважать хоть кого-либо. Только деньги и сила, вот что имеет для него значение.
Можно подумать, господин старший распорядитель ценит другие вещи! Но в одном он прав. Чувствую я себя просто чудовищно, и виной моего плачевного состояния является именно человек с больными ногами. Зато рассудок у хозяина Виноградного дома здоровее, чем у многих. Во сто крат.
— Полагаю, ему все равно, кто и что о нем думает.
— Разумеется! Его мало заботят чужие чувства. А вот меня очень даже беспокоят. Зачем ты ходил в его дом?
Ага, вот мы и добрались до сути! Но правду я ведь все равно не скажу. И потому, что не имею права раскрывать не принадлежащие мне секреты, и потому, что одну извинительную подать уже уплатил, а на вторую денег еще не накопил.
— Вам хорошо известно, зачем меня обычно зовут.
— Избавиться от заклинаний, конечно же… Часом не от охранных?
В дядином голосе слышны любопытствующие нотки. Не к добру это, ох не к добру.
— Нет, дело гораздо проще. К охране отношения не имеет.
— Жаль, — вздохнул Трэммин. — Но возможно, оно и к лучшему: никто не заподозрит…
— Не заподозрит что?
Мой интерес оставили без внимания, заставляя от следующего вопроса насторожиться еще больше:
— И ты придешь сюда снова?
Приду. Возможно, не один десяток раз. Хотя сомневаюсь, что меня допустят до лечения той части тела, которую желает видеть во всеоружии Келли.
Приду, конечно. Но зачем это нужно знать господину старшему распорядителю?
— Какая разница?
— Ты не ответил.
А врать ведь бессмысленно: легко проследит и проверит. Стало быть, нужно говорить правду:
— Да.
— Через какое время?
— Вы задаете странные вопросы.
— Разве? Просто любопытствую.
Да уж, простенькое такое любопытничанье… Но у меня нет желания играть словами, особенно на ночь глядя. Если ему что-то нужно, пусть говорит прямо.