Расплата. Отбор для предателя
Шрифт:
По высокой траве я иду вперед, повинуясь внутреннему требованию. Я точно слышала крик ребенка, крик Лили и он шел отсюда. Нужно только зайти внутрь, она наверняка там...
— Запрещено приближаться к постройке, леди, — вдруг слышу я жесткий голос и чьи-то грубые руки хватают меня за плечи.
76
Я пытаюсь вырваться из рук стражника, но он даже не обращает внимания на мое сопротивление и тащит меня куда-то в сторону. Я снова слышу крик, который на этот раз резко обрывается.
—
— Не разрешено пускать до особого распоряжения короля, — жестко говорит стражник и больно сжимает мои плечи своими жесткими перчатками.
Я думаю, не попытаться ли мне выдернуть кинжал из ножен, висящих у него на поясе, но даже если бы я могла дотянуться, у меня бы ничего не получилось.
Сердце колотится как бешеное, и я, не обращая внимания на боль, вся обращаюсь в слух, пока меня оттаскивают прочь от дома. Я вижу тут и там патрулирующих солдат. При всем желании, даже если бы мне удалось вырваться из лап стражника, я бы не смогла прорваться внутрь, потому что воины здесь повсюду.
Солдат бесцеремонно выталкивает меня за ограждение, где уже стоит множество людей, с любопытством и смешками наблюдающих эту сцену.
— Это же одна из участниц, — вдруг удивленно восклицает кто-то, и по толпе проносится сдавленный гул, словно в спящий пчелиный улей кто-то бросил дымящийся уголь. — Адриана де Вьяр. Это точно она!
— Хотела, видимо, нарушить правила последнего этапа, думала выведать что-то раньше времени, — голос из толпы звучит с насмешкой и жестоким удовольствием. — Королю такое не понравится, как бы не наказали…
— Думаешь, будут пороть за нарушение правил?
— Я бы на это посмотрел…
Звучит смех, от которого все внутри меня сжимается. Пробегаюсь взглядом по лицам придворных и допущенных к лицезрению отбора: все богато одеты, накрашены, а прически такие, словно они явились на торжественный вечер. Лица густо намазанные макияжем выглядят неестественно в утреннем свете, и на мгновение мне кажется, что все они — неживые восковые фигуры, застывшие с презрением на лицах.
— И чего князь в ней нашел, — брезгливо говорит кто-то.
Солдаты передают меня в руки королевским стражникам в красных плащах, и они тащат меня дальше, сквозь бормочущую без умолку толпу.
— А князь, говорят, совсем выжил из ума, — доносится до меня шепоток.
— Я слышала, что он напал на самого короля.
— Не может такого быть. Если так, то отбор бы отменили.
— Наш король добр и милосерден.
О чем они говорят? Ивар напал на короля? Я вслушиваюсь в трескотню в толпе, пытаясь понять, что происходит на самом деле. Но до меня доносятся лишь обрывки фраз.
— Он ранил монарха, вот что я слышал.
— Дракона невозможно ранить, глупышка!
— А я тебе говорю, что ранил.
Дальше все тонет в нарастающем гомоне знати, допущенной до лицезрения этапов отбора. Пока меня ведут сквозь эту пестро разодетую толпу равнодушных придворных, мне кажется, словно
Где-то в груди перехватывает, и сердце пропускает несколько ударов, так что в глазах начинает темнеть. От одной мысли о том, что этот крик, который мне послышался, принадлежал моей девочке, я едва не теряю сознание, а от обрывка фразы, который доносится до меня, мои ноги подкашиваются:
— А почему князь напал на монарха?
— Он кричал что-то про его дитя, которое тот выкрал…
— Король выкрал дитя князя? Что за чушь?
Я снова дергаюсь, и снова безрезультатно: хватка солдат, ведущих меня, кажется железной, и все, что мне остается, — это унять черное беспокойство хотя бы на время и заставить свое сердце биться ровно. Ради моих дочерей, ради Лили.
Если король и правда выкрал её, то зачем он это сделал? Я должна внимательно смотреть и слушать. Если есть хотя бы один крошечный шанс, я должна его использовать.
Нельзя думать о плохом исходе, потому что от таких мыслей можно сойти с ума. Если я слышала её голос, значит, она ещё жива. А если она жива, я спасу её, что бы ни придумал этот безумец.
В голову закрадывается страшная мысль, ужасное сожаление о том, что я не успела отравить короля, когда у меня была такая возможность. Я могла это сделать, но замешкалась, отвлеклась…
А теперь что, если моё промедление будет стоить жизни моей дочери?
Наконец, я понимаю, куда меня ведут. Об этом красноречиво свидетельствует знакомый громогласный голос короля.
— А вот и наша малышка Адриана, — говорит Маркус II, когда меня подводят к нему.
— Нашли, ваше величество. Она пыталась пробраться в дом, но её остановили патрульные.
— Молодцы, молодцы, — ласково говорит король. — Можете быть свободны. Хвалю за службу! А теперь отпустите её, вы что, не видите, девушке больно?
Он хлопает в ладоши, и меня отпускают с такой внезапностью, что я едва не падаю, потеряв равновесие.
— Ну что же ты, дорогая, — король подхватывает меня своими огромными ручищами, не давая упасть, и от его прикосновения я содрогаюсь всем телом. Чувство такое, словно он своими жёсткими пальцами крошит мои кости и пережимает все вены, делая меня недвижной куклой в своих руках. У меня нет сил даже дергаться: такая мощная сила дракона исходит от него, а голос заставляет меня оцепенеть, особенно слова, которые он произносит.
— Я уж было подумал, что ты решила сбежать в последний момент, но я рад, что не разочаровался в тебе. Князь был бы сильно расстроен, если бы узнал, что его фаворитка сошла с дистанции. Впереди тебя ждёт самое интересное испытание.
— Где князь? — слышу я свой собственный голос, который звучит безжизненно и бледно.
— Вопросы здесь задаю я, — резко обрывает он мои слова. — Что ты делала возле дома?
— Я слышала плач ребёнка, — говорю я и смотрю ему в глаза, пытаясь прочитать в них правду о Лили.