Расплата. Трилогия
Шрифт:
Ни в каком случае!
Но эти два подлеца, которые уже атаковали нас на контр-галсе, гонятся за нами!.. И, кажется, догоняют!..
Если только "кажется", что догоняют, -- авторитетно вмешался старший минер, -- то опасаться нечего. Значит, скорость мала. Стрелять минами вдогонку -- пустое занятие. Вот если выйдут на траверз -- другое дело...
Зеленовато-золотистая молния вспыхнула на корме крейсера, и резкий, отрывистый удар выстрела 75-миллиметровой нарушил тишину ночи... Еще...
– - У вас стреляют! Без вас стреляют! Зачем вы здесь! -- крикнул я, бросаясь к плутонговому командиру...
Опять на крейсере воцарилось глубокое безмолвие, изредка прерываемое восклицаниями сигнальщиков и "глазастых": "Справа, на крамболе!" -- "Слева, по траверзу" и соответственными командами капитана: "Право на борт!" -- "Лево руля!.."
От S пошла зыбь, на которой крейсер давал размахи 5--7R на сторону. Для миноносцев она должна была быть еще более чувствительной и, конечно, не способствовала меткости их стрельбы минами.
Около 10 часов один (по-видимому, из "истребителей"), идя контр-галсом, выпустил мину в нашу правую скулу с дистанции не более 1 1/2 кабельтовых. Мы не только видели вспышку выстрела из минного аппарата, но даже слышали характерный звук, сопровождающий минный выстрел, словно чихнул какой-то большой зверь...
– - Хорошо идет... -- проговорил старший минер, склонившийся над поручнем мостика и привычным глазом наблюдавший за пенистым следом, сопровождавшим путь мины...
Несколько мгновений напряженного ожидания...
– - И этот промазал!.. -- почти с состраданием к неудаче товарища по оружию восклицает минер.
Общий вздох облегчения...
– - Плохо мы себя показали перед артиллеристами!.. -- смеется командир (сам минер I разряда).
В 10 час. 15 мин. вечера -- последняя встреча. Чуть не столкнулись с миноносцем, мчавшимся полным ходом прямо с носа. Едва разошлись, почти вплотную. Очевидно, он принял нас за своего, потому что сделал какой-то опознавательный сигнал и исчез во мраке...
В 11 ч. вечера открыли северный Шантуагский маяк. Через полчаса по нему определили свое место на карте и взяли курс SW 23R -- в южную, наиболее пустынную часть Желтого моря, согласно нашему плану. Навстречу попадались только китайские джонки, да и то изредка. Явно было, что мы уже вышли из сферы действий враждующих сторон. Можно было и отдохнуть. На всякий случай, однако же, отдыхали на две смены, да и то не отходя от своих мест.
Многие авторы боевых очерков и воспоминаний описывают то состояние высокого нервного возбуждения, которое еще долго по окончании сражения владеет людьми, принимавшими в нем участие. Существует немало рассказов о том, как тревожно они спят, как галлюцинируют, как легко поддаются всякому внешнему импульсу. Мне не приходилось наблюдать таких явлений. Факты, которые мною записаны (тогда же), скорее свидетельствуют о притуплении, о понижении нервной чувствительности после боя.
В ночь на 29 июля я видел, как люди, только что исправно исполнявшие обязанности службы, даже не казавшиеся чрезмерно утомленными, -- обстоятельно сдав вахту, спешно приискивали себе укромный уголок поблизости к своему месту "по тревоге" и тотчас же засыпали крепким глубоким сном (По отношению ко мне могу заверить, что за все время пребывания на театре военных действий,
Что касается офицеров, то один из них имел случай проявить такую "бесчувственность", что французы, посещавшие крейсер в Сайгоне, смотрели на него как на достопримечательность.
Согласно моему приказанию, отданному еще до боя, задний мостик "Дианы" был назначен местом, куда сносили всех убитых. Здесь их, в ожидании погребения, складывали рядышком на брезенте, прикрывали другим брезентом, а сверху -- флагом.
Командир кормового плутонга, получив разрешение -- "отдыхать, не уходя от своей части", -- нашел это место самым для себя подходящим. К тому же на огромном брезенте лежало в то время всего 7 человек, и, сложив в несколько рядов конец брезента, оставшийся свободным, можно было устроить даже нечто вроде матраца. Такое удобство! -- Прямо находка!..
Около 3 ч. ночи скончался один из тяжело раненных. Привычные к своему делу санитары принесли труп на задний мостик и хотели положить рядом с другими, когда частью увидели, частью нащупали во мраке офицерскую тужурку. Решили, что неловко класть офицеров вперемешку с нижними чинами, -- надо начальство отодвинуть к флангу. Однако едва лишь они ухватили его за плечи и за ноги, как мнимый покойник, энергично отмахнувшись, быстро приподнялся и сел на своем месте.
Что такое? Тревога?
Никак нет...
Так что ж вы, анафемы, ко мне лезете? Спать не даете, черти полосатые!..
Те сначала было шарахнулись (думали -- наваждение), но, услыхав, как начальство бранится, поняли, что "оно" совсем живое.
Так что место надо очистить, ваше высокоблагородие... нового принесли -- сейчас кончился...
А... ну, это другое дело... так бы и сказали... -- проговорил мичман, отодвинулся, раскинул брезент пошире, присмотрел, чтобы "нового" положили как следует -- на спину, со скрещенными на груди руками, -- а затем... примостился поудобнее и опять заснул под боком у своего молчаливого соседа...
Мне в эту ночь насчет отдыха не посчастливилось. Зыбь шла едва приметная, а между тем крейсер разматывался 5--7R на сторону. Должно быть, оказывал влияние добавочный груз (вода), который мы несли поверх броневой палубы. Впрочем, не эта чувствительность крейсера к качке вызывала тревогу, державшую меня на ногах, но нечто более серьезное. При каждом размахе вправо давление в затопленных помещениях, имевших непосредственное сообщение с пробоиной, возрастало так резко, словно в тонкую, слабую, нами наскоро подкрепленную палубу наносился снизу могучий удар... Скрипели подпоры; ползли зажимающие их клинья; с зловещим свистом вырывались струи воды из-под подушек, наложенных на швы листов; со щелканьем, похожим на звук пистолетного выстрела, вылетали деревянные пробки, которыми были забиты дыры одиночных сорванных заклепок... Работали не покладая рук -- то тут подкрепить, то там подправить...