Расплата
Шрифт:
Через час он был в Джвари. И едва очутившись там, вспомнил, что в этом местечке работает его институтский товарищ. Но где именно, вспомнить не мог. «Знай, я, в какой организации он работает, повидался бы с ним», — подумал писатель, вылезая из кузова и расплачиваясь с водителем.
— Здесь можно найти машину в Сванетию? — спросил он у шофера.
— Не знаю. Вон у столовой машина стоит, спроси. Я в Цаленджиху еду!
Писатель забросил рюкзак за спину и пошел к грузовику, тяжелые ботинки его с железными подковами на каблуках вдавливались в асфальт, размягченный
Писатель заглянул в кабину — никого. А в кузове — на досках, укрепленных между бортами, сидели люди с сумками, корзинами, мешками. Они оживленно переговаривались.
— Куда машина? — спросил писатель, став ногою на обод колеса.
— Не знаю, — ответил небритый, сравнительно молодой мужчина, который сидел поближе и сворачивал самокрутку.
— Как не знаешь! Сидишь в машине, и не знаешь, куда едешь? — вспылил писатель.
Женщины прервали беседу и обернулись в их сторону.
— А вы куда сами-то едете? — спросила молодуха в черном платье.
— В Сванетию, — ответил писатель, — мне надо в Бечо.
— Нет… Эта машина пойдет до Хаиши.
— Ладно, поеду в Хаиши. — Писатель полез в кузов. Он чувствовал, что его появление вызвало какую-то неприязнь, и это его раздражало.
— Ты бы, дорогой, спросил у шофера, может он тебя и не возьмет, — подал голос небритый.
— Возьмет, чего спрашивать! — Писатель уселся рядом с ним и сбросил к ногам рюкзак.
Остальные снова вернулись к своей беседе. Писатель немного знал мингрельский, но они говорили так быстро, что он успевал только удивляться, как они друг друга понимают.
А водителя все не было. Писатель уже начал жалеть, что связался именно с этой машиной. Вон только что из переулка выехала такая же полуторка и свернула на дорогу в Сванетию. Сел бы он на нее, и намного раньше прибыл бы в Хаиши! Нет, путешествие явно не задалось с самого начала! Сейчас уже двенадцать часов, в лучшем случае, если ему в Хаиши сразу попадется машина, идущая вверх, в горы, он доберется до места к девяти-десяти часам вечера. И чего доброго — ночь придется провести под открытым небом, — недовольно думал писатель.
Нужно сказать, что интуиция его не подвела, и в эту ночь ему действительно пришлось идти одному от Бечо до Мазеры и еще выше — к истокам Долры до Чихринской долины…
А шофера все не было. Теперь уже и остальные стали выражать недовольство.
— Куда он подевался? — громко спросил кто-то.
— Обедает, — ответили ему.
— Ничего себе обед, — пробурчал первый.
Еще несколько человек влезли в кузов. Они были рады, что нашли машину, да еще знакомых встретили, но те, истомленные ожиданием, радости их не разделяли и в разговор вступали неохотно.
— Поехали! Хватит! Поехали! — то и дело слышались женские голоса, но непонятно было, к кому они обращались. Скорее всего выражали вслух свое нетерпение.
Наконец появился водитель, низкорослый, лет тридцати. Что мог есть столько
— Идет, идет! — радостно твердили женщины, глядя, как шофер неторопливо выходит из столовой. По дороге он еще остановился поболтать с кем-то, потом беззаботно и неспешно направился к машине.
— Слушай, куда ты пропал, мы тут сгорели в этой жарище, — загалдели мужчины, но совсем не сердито, напротив обрадованно.
Улучшилось настроение и у писателя. У самого шофера вид был довольный, веселый. Он стал на подножку и заглянул в кузов. Писатель воспользовался моментом и спросил:
— Друг, а дальше Хаиши ты не поедешь?
— Нет, — ответил водитель и стал шутить с другими пассажирами: — В чем дело, товарищи, откуда вас набралось столько?!
— Джуджгу, дорогой, подожди чуточку. Вардо в магазин побежала, сейчас вернется, — попросила шофера одна из женщин.
— А что ей в магазине понадобилось?
— Да за хлебом пошла.
— За хлебом! — воскликнул Джуджгу. — Фу ты, чуть было не забыл! — Он спрыгнул на землю и так же неторопливо пошел к магазинчику, который лепился возле столовой.
Движение — то же действие, а если человек действует, он не заскучает. Как только машина въехала в ущелье, как только показались лесистые горы по обе стороны реки — по эту и по другую, откуда, несмотря на пыль, поднятую машиной, тянуло прохладой и сыростью, крепким запахом влажной земли, мха и листьев, — у писателя сразу возродилась надежда, что там, в Хаиши, он найдет машину и доберется, куда задумал, вовремя. Он радовался, что видит мутную реку, прихотливо извивающуюся, сильную, волокущую огромные бревна, радовался, что видит кукурузные поля на склонах, а выше, на горах, тропинки, ведущие к пастбищам, — и подсознательно старался все это запомнить получше, чтобы описать, когда понадобится.
А машина тряско и шумно ехала по ущелью Энгури. На подъемах, когда мотор натужно гудел и хрипел, казалось, выбиваясь из сил, писатель не слышал разговора своих спутников, а на ровной дороге он внимательно прислушивался к ним, тем и развлекался. Женщины болтали в основном о покупках, ценах, о делах, которые их ждали дома. Мужчины — о строительстве дороги, которую начали прокладывать по другую сторону реки, — там тянулись остатки взорванных скал.
— Дорога будет что надо, — уверял рыжий длинноусый дядька в синей рубахе навыпуск, с карманами, подпоясанный серебряным пояском, которым обычно перехватывают в талии черкеску.
— Это разве дорога? — подхватил небритый, тот самый, с которым писатель заговорил вначале. — Двум машинам не разъехаться.
— Уча, сынок, — обратилась к нему сидящая впереди пожилая женщина, — это правда, что говорят?..
— Правда, — ответил Уча.
— Горе, горе! — вскрикнула женщина, проводя пальцами по щекам, словно царапая их.
— А что случилось? — всполошились остальные женщины и, приготовившись к причитаниям, приложили ладони к лицам.
— Машина перевернулась, с Чертова поворота сорвалась.