Расплата
Шрифт:
– Хлопонин Степан Леонидович, вы должны проехать с нами для прохождения следственных действий.
– Ну что ж, пошли, - спокойно ответил Хлопонин и поднялся, чтобы направиться к выходу из самолета.
Степа был готов к такому повороту событий, поэтому ничуть не удивился в отличие от Анциферова, который ожидал увидеть хоть какие-то признаки проявления страха или растерянности на лице Хлопонина. Все выглядело так, будто Степа заранее знал, что его сегодня арестуют, но не собирался противиться этому.
Глава 11.
Когда Хлопонин спустился вниз, ему, как и было положено по инструкции, сразу надели наручники и посадили в желтый милицейский уазик с решетками сзади, в котором уже сидел один милиционер-охранник. Анциферов сел рядом с ним, и машина сразу тронулась. Все было сработано очень слаженно и быстро, а главное, таким образом, чтобы избежать шумихи в прессе и постараться сделать так, чтобы эта новость не сразу просочилась во внешний мир, вернее, как минимум не раньше, чем об этом передадут в новостях по центральному телевидению.
Когда машина выехала за пределы аэропорта, Степа, до этого смотревший в окно, повернулся к Сергею и спросил:
– Можно пока снять наручники? Руки сильно затекли.
Анциферов улыбнулся. Ему часто приходилось слышать такие или похожие просьбы от задержанных.
– Вообще-то не положено, но, учитывая ваш статус и то, что сбежать отсюда под дулом автомата вы вряд ли попробуете, сделаем вам исключение, господин Хлопонин", - наигранно миролюбиво произнес Анциферов и посмотрел на лейтенанта милиции, сидевшего с автоматом напротив них.
– Лейтенант, дай ключ от наручников, - приказал Сергей.
– Не положено, Сергей Николаевич, - ответил молоденький лейтенант с глуповатой ухмылкой.
– Ты это кому сказал, лейтенант?
– спросил Анциферов недовольным тоном.
Лейтенант только испуганно пролепетал: "Извините, товарищ подполковник", - и протянул Сергею ключ. Анциферов легким движением руки повернул ключ в наручниках, и они, раскрывшись, упали рядом со Степой на сиденье.
Хлопонин потер побелевшие от непривычки руки и только пробормотал:
– Спасибо, господин следователь.
Анциферов очень удивился.
– Откуда вы знаете, что именно я ваш следователь?
Cтепа слегка улыбнулся.
– Я не знаю, просто так подумал, что раз вы меня арестовали и теперь сопровождаете, то вы следователь.
Анциферов промолчал, чтобы посмотреть, как Хлопонин поведет себя дальше. А дальше они ехали молча по полупустой дороге. В это холодное дождливое октябрьское утро воскресного дня никто не хотел вылезать на улицу без необходимости. Водитель гнал, как заправский гонщик Формулы-1, и они доехали от аэропорта до здания прокуратуры менее чем за 25 минут, то есть почти в два раза быстрее, чем обычно уходило на этот маршрут по уральскому бездорожью.
Машина остановилась перед центром временного содержания подследственных. В этом месте арестованные оставались до начала предварительного следствия, а в очень редких случаях и вплоть до вынесения приговора. Здание представляло собой нечто среднее между приемником-распределителем и тюрьмой. Каждый подследственный содержался в одиночной камере, не совсем походящей на стандартную камеру
Глава 12. Первый допрос
Хлопонину отвели камеру-"люкс" по местным меркам. В камере был цветной телевизор "Рубин", двухкамерный холодильник "Минск" и даже свой умывальник. Вот только туалета в камере не было. Однако это было сделано из соображений безопасности. В последнее время участились случаи самоубийств подследственных в туалетах, а поскольку наблюдать за каждым времени и возможности не было, то в туалет водили строго под конвоем.
Анциферов милостиво разрешил Хлопонину оставить при себе все личные вещи, за исключением мобильного телефона и наличных денег.
Даже ноутбук олигарха, который, по всем правилам, тоже должен был быть изъят и приобщен как вещественное доказательство к материалам дела, был после короткого осмотра возвращен владельцу со словами: "Ну что ж, держите пока у себя".
Впрочем, это не осталось безнаказанным для Анциферова. В материалах уголовного дела, позже заведенного на самого Анциферова, этот факт значился в числе доказательств "преступной халатности" сотрудника прокуратуры по борьбе с экономическими преступлениями, не совместимой со статусом работника органов внутренних дел.
Через три часа после "переезда" олигарха на новое место жительства его привели на первый допрос в статусе "подозреваемого".
Анциферов сидел в своем кабинете, когда Хлопонина привели к нему в наручниках. Молоденький сержант Завирюха снял со Степы наручники и спросил у Анциферова: " Разрешите идти, Сергей Николаевич?"
– Конечно, иди, Костя, я дам тебе знать, когда нужно будет забрать това... господина Хлопонина, - запнувшись, ответил Анциферов.
Анциферов не слишком верил в "виновность" олигарха, но где-то в глубине души надеялся, что, быть может, Хлопонин все-таки виновен, возможно, не в том, в чем его подозревают, но в чем-то другом, и он в этом непременно сознается или хотя бы выдаст себя каким-либо образом, и тогда рано или поздно, потянув за кончик ниточки, можно будет раскрутить весь клубок преступной комбинации или вероломного плана.
Надежда на то, что Хлопонин виновен, теплилась у Анциферова и была связана не с тем, что он был мстителен и кровожаден и хотел любой ценой посадить в тюрьму невинного человека. Все было ровным счетом наоборот: Сергей больше всего на свете боялся посадить в тюрьму невиновного человека. Он не разделял принципа "ради десяти виновных можно пожертвовать одним невиновным", и поэтому ему становилось все трудней работать в современном уголовном розыске, где ради плана и статистики посадить невиновного человека стало довольно-таки обычным явлением. Несмотря на безапелляционность и даже циничность последнего утверждения, почти никто этому уже не удивлялся, но на официальных брифингах и в пресс-релизах по раскрываемости эту информацию старались не предавать огласке как ненужную и даже чересчур вредную для широкой общественности.