Рассеивая сумрак. Раб и меч

Альфсен Сэм

Нуска, хмурясь, сел. Покрывало медленно сползло на пол, обнажив бледное тело. Лучи звезды скользнули по его худому телу, покрытому шрамами.

«Ради своих идеалов я мучился, я страдал. Я выстрадал даже свою полусвободу. Но король не желает терпеть даже малейшие трудности ради народа. Он, как обычный человек, жрёт, спит, веселится, пока люди, которые от него зависят, страдают. Он не заслужил своей лёгкой жизни, роскоши и почестей. Ненавижу это место».

Поморщившись, Нуска потянулся и встал, сменил бельё и накинул на тело тунику, подпоясал её.

Он знал, что не сможет сегодня уснуть, однако в доме было одно создание, которому не требовался сон и которое могло скрасить лекарю предрассветные часы.

Отодвинув занавеску, Нуска вышел в комнату побольше. Оанн мирно посапывал в своей кровати, свернувшись калачиком и укрывшись с головой. А Риннэ сидел за столом, и, стоило Нуске выйти, это тёмное создание обратило к нему свой взгляд.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а затем вместе вышли наружу.

Босой Нуска выскочил на улицу и с удовольствием погрузил горящие огнём ступни во влажную от росы траву. Лекарь даже успел захватить трубку, но, забив её табаком, с раздражением вспомнил, что огонь вообще-то призывает Оанн, а не он. Однако Риннэ быстро разрешил трудности Нуски: он материализовал свой ятаган, а затем ударом меча о кремень смог зажечь деревянную палочку. С помощью неё он уже помог Нуске прикурить.

Лекарь, усмехнувшись, не смог не прокомментировать:

– Впервые вижу, чтобы кто-то так сильно пытался мне угодить.

– Разве вы не живёте под одной крышей с Оанном?

Они оба хмыкнули. Нуска, затянувшись, сначала выпустил облако дыма, а затем сказал:

– Он хороший малый, но нашёл своё призвание в служении мне. Я не считаю это правильным, но и выгнать его не могу. Но у Оанна есть характер и свои взгляды на жизнь, он умён, хоть и зря растрачивает свои умения подле меня.

– Ну и где бы вы были, если бы не он?

– Меня бы уже казнили, – со смешком ответил Нуска. – Лучше скажи: позволишь ли ты мне изучить тебя?

– Я вам так интересен? Вы всё равно никогда не догадаетесь, что я, ведь о подобном не пишут в книгах и трактатах.

– Я бы давно раскрыл, кто ты, если бы существовало упоминание хоть одного подобного случая хоть в одной из существующих книг. Полагаю, ты часть той силы, подобной которой ещё не видел континент. А потому я и хочу узнать о тебе чуть больше. Уже долгие годы я занимаюсь изучением тёмной дэ.

– Так что вам требуется? – уточнил Риннэ и повернулся к Нуске. В утренней полутьме его лицо не выглядело таким уродливым: даже наоборот, угадывались аристократические черты. Тонкий ровный нос, высокая переносица, чистый лоб и выраженные скулы. Однако стоило звёздному свету выглянуть из-за облаков и уронить на лицо Риннэ чуть больше света, как ужасные шрамы перекрывали всю его красоту, а помутневший хрусталик одного глаза слепо смотрел мимо. Но Нуска не был чувствителен к чужому уродству – он и сам был покрыт не менее пугающими шрамами. Разве что те, кто мучил Нуску, всегда жалели его лицо, ведь обезображенного раба не продашь за хорошую цену – он будет отвращать

своих господ.

– Дай руку. И скажи, кто так изуродовал тебя?

– Я – лишь водная гладь, а шрамов на этом облике намного больше, чем доступно человеческому глазу. Однако те, что вы видите, были нанесены могущественным сурии. Из-за того, что я так далёк от своей родины, я не в силах скрыть их.

Нуска удивился. Когда Риннэ протянул ему ладонь, лекарь тут же пропустил по ней немного светлой энергии. И только тогда увидел, что все руки, всё тело стоящего перед ним существа покрыто шрамами, которых не видывал ни один воин и не имел даже Нуска. Щупая чужую ледяную ладонь, он не смог почувствовать пульса или биения крови, однако ощутил тяжёлое дыхание тёмной дэ.

– Как лекарь вы, конечно же, будете отрицать, но даже те раны, которые были исцелены, оставляют шрамы. Кожа слоями нарастает на теле человека, скрывая их, но они остаются навсегда.

Нуска только вздохнул и покачал головой. Он провёл пальцами по множественным рубцам от запястья до локтя существа, изучая.

– Знаете ли вы самое слабое место человека? – спросил Риннэ.

– Голова, шея, сердце, – пожал плечами Нуска, не отвлекаясь. Он увеличил поток светлой дэ, которую пропускал через создание, но смог увидеть лишь рассеивающиеся и сгущающиеся снова сгустки тёмной дэ.

– Самое слабое и чувствительное место человека – это его шрамы.

Нуска вздрогнул и вскинул голову. Они смотрели друг другу в глаза, а Нуске отчего-то виделся странный отпечаток тоски на лице Риннэ.

– Это причина, по которой люди скрывают их от чужаков и считают постыдными. И одновременно причина того, почему люди неизменно тянутся к тем, кто их ранил.

– Что за странная нотка мазохизма проскальзывает в твоих словах, – отозвался Нуска и усмехнулся, пытаясь скрыть за насмешливым тоном волнение.

– Люди небезразличны к тем, кто их ранил, а также не стесняются тех, кто нанёс им раны. Совершивший преступление испытывает раскаяние при виде шрамов на теле жертвы, а получивший их не может отделаться от мыслей о своём мучителе. Это конфликт, который рождает связь, полную боли и горести.

– Речи сонийских софистов мне и того понятнее, чем твои, – понизив голос, отозвался Нуска и отдёрнул руку. Он уставился на свою трубку, в которой успел прогореть табак, и со вздохом отбросил её на дорогу. – Не имею ни малейшего представления, к чему ты клонишь.

– Как минимум к тому, что если вы знаете о постыдных шрамах сонийского короля, то следует этим воспользоваться, если хотите обрести свободу. Потому что я уже слышу тяжёлые шаги керинских стражников, – с лёгкой улыбкой сообщил Риннэ и отступил в тень.

Глаза Нуски полезли на лоб, и он стал озираться в поисках пути к отступлению, однако услышал голос Риннэ снова, но уже над своим ухом:

– На этот раз мы не будем убегать. Вы должны столкнуться с тем, что так яростно ненавидите, чтобы принять окончательное решение. Взгляните правде в глаза.