Рассеивая сумрак. Раб и меч
Шрифт:
До самого полудня Нуска ходил вдоль скамеек, но ученики не опасливо съёживались, как в первые месяцы обучения, а наоборот, с радостью показывали результаты трудов.
– Учитель Нуска, посмотрите, как вам моя «сигма»?!
– Гм… Вот здесь чёрточку подправить…
Нуска брал в руки восковую дощечку ученика, деревянную заострённую палочку и показывал ученику правильное начертание буквы. После этого ученик с большим усердием брался за дело, а Нуска мягко касался его головы, снимая лишнее напряжение и усталость. Он не хотел, чтобы ученики ненавидели эти занятия – он мечтал о том, чтобы,
Когда занятие подошло к концу, настало время вопросов. Нуска с лёгкой улыбкой рассказывал детям, почему кровоточит рука, если её поранить, почему рыбы задыхаются, если их вытащить на берег, или почему им нельзя есть те странные красные ягоды, растущие на окраине города…
На все эти вопросы Нуска отвечал с лёгкостью, но вдруг тот самый ребёнок, в котором лекарь чувствовал дэ, поднялся с места и спросил:
– Я слышал, что Кнон не подписывал договор с Дарвелем. Что между Кноном и Дарвелем шла война, а кнонцы проиграли. Что вы чувствовали, когда вашу страну захватили?
Нуска нахмурился. Пускай он был не из Кнона, а из Скидана, но что-то внутри него шевельнулось, а в районе груди зажёгся огонёк.
Но Нуске пришлось подобрать такой ответ, чтобы не опорочить Дарвель и не соврать своим ученикам. Он ответил вопросом на вопрос:
– А что бы чувствовал ты, если бы в твой дом пробрались воры и сожгли его?
Ученик замялся. Он ожидал прямого ответа, но, словно что-то поняв, кивнул и сел на своё место.
– Ученики, занятие окончено. Жду вас в следующие выходные в тот же час. Потренируйтесь дома в начертании «сигмы». Можете писать букву на песке или известняком на дощечках.
– Дорогой учитель, до свидания! Пусть Энлиль и Нинлиль благословят вас! – хором наперебой отвечали дети, а затем принялись собираться по домам.
Однако Нуска придержал за плечо мальчишку, который задал ему самый сложный вопрос. Тот повиновался и замер.
– Ученик, как тебя зовут?
– Эмилий, учитель.
Нуска дождался, пока остальные ученики уйдут, а затем тихо заговорил:
– Ты ведь чувствуешь дэ, не так ли? Позволишь коснуться твоего запястья?
Эмилий уставился на Нуску во все глаза и поджал обветренные губы. На нём было поношенное тряпьё, коленки и босые ступни разбиты. Лекарь сразу прикинул, что мальчишка может быть из потомков рабов.
– У-учитель… вы же никому не расскажете? – испуганно пробормотал он, а его серые глаза расширились.
– Никому не скажу. Я хочу, чтобы ты знал правду о самом себе.
Эмилий кивнул и протянул свою руку. Нуска коснулся запястья, почувствовал под своими пальцами быстрый пульс мальчика, а затем и еле ощутимую дэ. Улыбнувшись, он с радостью в голосе сообщил Эмилию:
– Ты карборец. Твои каналы очень слабы, но ты можешь развить их. Из всех учеников ты единственный…
– Меня отправят в рудники, да, учитель?..
Нуска опешил и сглотнул. Он отпустил руку ученика, его взгляд потяжелел. В
– Никому не говори. Однако если твои силы будут расти, то другие сурии смогут это почувствовать. Если это случится, уходи из Керина. В Сонии есть много деревень, где сурии могут жить в своё удовольствие.
Мальчишка внимательно слушал, а затем подошёл к учителю, обнял и повис на нём.
– Спасибо, дорогой учитель! Пусть Энлиль и Нинлиль направляют ваш путь!
После этого мальчик удрал, а Нуска остался наедине со своими противоречивыми чувствами. Вероятно, его труд был напрасен, и ни у одного из этих детей не будет возможности когда-либо забыться за чтением книги…
– Вы закончили, Нуска?
Так же внезапно, как и пропал, появился Риннэ. Нуска вздрогнул. Осклабившись и бросив недовольный взгляд на этого «юношу», он процедил:
– Тебя учили манерам?! Ты можешь хотя бы делать вид, что заходишь и выходишь через двери, как нормальные люди?!
– Мне это ни к чему, – покачал головой Риннэ, уставившись на Нуску спокойными агатовыми глазами. – Прогуляемся?
Жар звезды угасал. День незаметно перетекал в вечер, а морской бриз и запах соли умиротворяли. Нуска и Риннэ прогуливались вдоль берега моря по песку, а чайки с криками проносились над их головами и зависали в воздухе, балансируя на ветру. Наступил отлив, а потому птицы жадно клевали раковины на берегу, а затем дрались за сочную мякоть моллюсков.
Нуска ощущал странную тоску и пустоту в груди, когда шум волн, крики чаек, свист ветра соединялись в его голове в единую мелодию. Он шёл медленнее, чем обычно, практически тащил себя, пока вдруг не остановился.
– Я планировал наведаться сегодня в термы. Не будем заходить слишком далеко, давай повернём назад, – предложил он.
Развернувшись, Нуска тут же побрёл по собственным следам к городу. Однако Риннэ не пошёл за ним.
– Нуска, вы не скучаете по Скидану?
Нуска же просто вздохнул. Он знал, что Риннэ не просто так позвал его прогуляться. У этого создания были свои планы на него.
Лекарь тоже остановился и встал лицом к морю. Волны накатывали на берег, желая лизнуть ноги хаванца, а ветер бил в лицо. На западе заходила звезда, а Нуска наблюдал, как красный шар тонет в море, разделявшем Сонию и Скидан.
– Иногда мне делается тоскливо, а дыра в моей груди словно становится больше с каждым годом, – откровенно сказал Нуска. Он не видел никакого смысла врать бессмертному созданию. – Обычаи сонийцев чужды мне. Я никогда не смогу к ним привыкнуть.
Риннэ подошёл ближе и коснулся плеча лекаря, словно желая поддержать. Он спросил:
– Как много вы помните о своей жизни в Скидане?
– Я помню своё детство. Помню покойных отца и мать. Обрывками помню учителя Минхэ. Помню своего названого брата Вьена. Возможно, сейчас… Я бы хотел знать, жив он или мёртв. Отослав меня сюда, он предал доверие Дарвеля и Тиамы. Я понял это спустя пару лет, проведённых тут, когда моя память перестала напоминать решето, а хотя бы сложилась в подобие испорченной фрески. Отправляя меня сюда, он рисковал своей жизнью.