Рассказ о шпионе

Дейтон Лен

— Что произошло, когда они остановились?

— Я тоже остановился, но на достаточном расстоянии впереди. Затем побежал назад к ним. Они так и не обратили на меня внимание. Открыли дверцы машины Толли и попытались вытащить его.

— Он сопротивлялся?

— Толли был без сознания. Он и сейчас еще не пришел в себя. Вот почему я приехал к тебе. Если бы Толли был в норме, я бы спросил его, что делать. Они говорили по-русски. Ты подумаешь, что я шучу, но они говорили на хорошем русском, был лишь очень слабый акцент какой-то

местности. Они горожане — проскакивали польские гласные, — если бы мне надо было угадать, я бы предположил, что они из Львова.

— Не изображай профессора Хиггинса, Ферди. Что было потом?

— Да, я должен был рассказать до конца. Грузовик прижал «бентли», когда тот тронулся. Снес «бентли» крыло… Думаю, Толли хорошенько тряхнуло.

— Кто-нибудь обратил внимание на инцидент?

— Полицейская машина подъехала сразу же, как только мы все остановились. Полицейские посчитали, что это обычная авария. Бок у «бентли» был продавлен и разорван… крыло отогнулось назад. Не заметить этого было нельзя.

— И что сделали русские, когда приехала полиция?

— Так, ты начинаешь признавать, что это были русские, — хорошо.

— Что они сделали?

— Ты же знаешь, что бывает в таких случаях — проверка прав, страховки, тест на алкоголь.

— Но Толивер был без сознания.

— Мне позволили увезти его домой. Все были заняты с полицией, когда я уехал. Я сделал вид, что приехал одновременно с полицией. Никто из них не заподозрил, что я знаю, как все было на самом деле.

— Пей какао.

Знаю, вы подумаете, что я плохо обращался с Ферди, но я слишком давно знаю Фоксуэлла. Говорю вам, речь вполне могла идти об обычной дорожной аварии: два водителя, говорящие с сильным акцентом, ругались с пьяным Толивером, который чуть не убил их, выехав на красный свет.

— Я записал регистрационные номера и грузовика, и «хамбера». Ты не выяснишь, кому они принадлежат? И узнай, что полиция сделала с русскими.

— Сделаю, что смогу.

— Завтра?

— Хорошо.

— И, Патрик, ты должен помнить, что Толивер действительно работает на британскую Сикрет Сервис.

— А какая разница?

— Я имею в виду… не позволяй предрассудкам увести тебя в сторону.

— Послушай, Ферди. Толивер пьяница. Его выкинули с кабинетной работы, потому что он пьяница. В прошлом очень сурово обходились с пьяницами.

— Он по-прежнему член Парламента, — возразил Ферди.

— У него очень мало шансов быть переизбранным на следующих выборах. Но я хочу остановиться на том факте, что Толивер был членом коммунистической партии в сорок пятом и в сорок шестом годах. Его кандидатура никогда не будет рассматриваться для работы в спецслужбах, я уж не говорю о Сикрет Сервис.

— Откуда ты знаешь? Я имею в виду, что он был коммунистом.

Много лет назад я читал досье на Толивера, но не мог же я об этом сказать Ферди: «Это не секрет. Спроси любого».

Он улыбнулся:

— Толивер

учился в Оксфорде на курс старше меня, в другом колледже, но наши дороги постоянно пересекались. Ему было тяжко. Отец едва помогал Толли. У нас у всех были машины, карманные деньги, а он, бедняжка, по вечерам выполнял всякую вшивую работу, чтобы свести концы с концами. Никогда не бывал на вечеринках. Беда была еще и в том, что он особо не блистал в учебе. Конечно, это не преступление быть средним, совсем не преступление, но вследствие этого он должен был сидеть за учебниками всегда и везде, когда не занимался мытьем посуды или какой-нибудь другой работой. Этого достаточно для кого угодно, чтобы присоединиться к коммунистам, разве не так?

— Ты разбиваешь мое сердце. А как насчет тех бедных ублюдков, которые даже не продвинулись дальше средней школы. Многие из них умнее Толивера и более здравомыслящие.

— Ты не любишь его, я знаю. Трудно оценить ситуацию, когда преобладают личные чувства.

— Ферди, ты не в том положении, когда можно судить людей отнюдь не блещущих. Или тех, кто позволяет личным чувствам воздействовать на их оценки других людей. Толивер не сотрудник разведывательной службы, я готов биться об заклад.

— Ты все еще хочешь получить регистрационные номера?

— Давай. Но уясни, Толивер не имеет ничего общего с британской Сикрет Сервис, а те люди не русские. Или, по крайней мере, не русские шпионы.

— Тогда кто они?

— Я не знаю, кто они, Ферди. Может быть, продавцы красного вина или делегация из журнала «Вкусная и здоровая пища». Но они не русские шпионы. А сейчас сделай мне одолжение, иди домой и забудь обо всем.

— Но ты проверишь номера?

— Проверю.

— Я бы пошел, но с этой игрой Шлегель…

— …убьет тебя голыми руками. Ты прав.

— Ты считаешь это смешным, а не приходило тебе в голову, что все это может быть делом рук Шлегеля?

— Потому, что он скрестил шпаги с Толивером на вечеринке? Если этого достаточно, то почему я не могу стоять за этим?

— Я должен был к кому-то обратиться, — сказал Ферди, и я понял, что он хорошо продумал мое предположение.

— Я пошлю Шлегелю записку, что опоздаю.

— Ему это не понравится, — Ферди прикусил губу.

— Мне не придется выслушивать его недовольство. Ты выслушаешь.

На светофоре вспыхнул зеленый свет; спортивный автомобиль с разбитым глушителем обогнал молоковоз, громыхавший так, будто переезжал свежезаделанную яму на дороге.

— Никогда не привыкну к этому продолжающемуся всю ночь движению, — сказал Ферди.

— Мы не можем все жить на двух акрах в Кэмпден Хилл, Ферди, — возразил я. — Будет ужасное перенаселение.

— О, дорогой, я не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать, что не представляю, как здесь можно уснуть.

— Не представляешь? Перестань болтать и я тебе покажу.