Рассказы и повести
Шрифт:
Все мужчины в зале перестали жевать, смотрели на Лилю и посылали ей вослед и навстречу мощные флюиды. Воздух был плотный от флюидов, и Лиля шла медленно, разводя флюиды руками, плечами, коленями. Ее движения были замедленные и гибкие, как у кошки.
Славик безучастно смотрел ей вслед, а Александр положил руку на спинку моего стула, как бы говоря: у тебя - твое, а у меня мое, и твоего мне не надо.
Музыканты обрадовались и застучали как бешеные. Все запрыгали, и Хмырь запрыгал, а Лиля стояла неподвижно, с опущенным глазами, как
Потом ритм вошел в нее и стал главнее, чем она сама. Лиля вскинула руки над головой во всю длину, как бы показывая все свое божье тело и одновременно извиняясь: ну простите, что я так хороша, уж так вышло. Она некоторое время вздрагивала на своих длинных ногах, потом перечеркнула в себе какую-то грань и пошла, гонимая вдохновением.
Если рассматривать танец как самовыражение, то танец Лили можно было прочитать так: я все беру у тебя, жизнь. Я все у тебя беру и все отдаю. Ничего не придерживаю. Я все прощаю и за все мщу. Я пойду по лежачим и сама согласна стать жертвой и услышать ботинок на своем лице...
– Ну, завелась, - сказал Славик обычным тоном, без восхищения и без раздражения. Видно, ему это божье тело и божье вдохновение успели десять раз надоесть.
– Она очень красивая, - сказала я.
– Да?
– удивился Славик.
– Там, где мы живем, другая эстетика.
– А где вы живете?
– В Муромской области. Село Карачарово.
– Действительно?
– не поверила я.
– Ну, конечно, - Славик улыбнулся. Улыбка у него была какая-то неокончательная.
– А кем вы работаете?
– Врач, - сказал Славик.
– А Лилька лаборантка.
Я был для нее большое начальство.
– А что делает лаборантка?
– спросила я.
– Анализы.
– Какие?
– Кровь. Моча и прочее.
– Лиля имеет дело с мочой?
– искренне удивилась я.
– На это надо смотреть как на материал, - сказал Славик.
Подошла Лиля, сопровождаемая Хмырем. Из нее били фонтанчики счастья, а уголки глаз и губ норовили взлететь с лица.
– Душно, - радостно пожаловалась Лиля.
– Ничего. Положительные эмоции - это тот же кислород. Они ускоряют окислительные процессы.
Я посмотрела на Александра и догадалась: все радости жизни и явления природы не существуют для него самостоятельно, сами по себе, а выполняют служебную роль и служат непосредственно ему, Александру.
Музыка - кайф. Еда - калории. Радость - положительные эмоции. И мне вдруг захотелось в палатку к Игорю Корнееву. Сидеть себе, возведя глаза к звездам, и гладить на коленях нежную малахитовую ящерицу.
Александр разлил водку по рюмкам.
– Отсюда ты начнешь завоевывать Москву, - объявил он Лиле.
– А зачем ее завоевывать?
– спросил Славик.
– А что еще делать?
– поинтересовался Александр.
– Мало ли дел?
– Ты рассуждаешь, как старик, - определила Лиля.
– Старики мудрее молодых, - сказал
– Старики старше молодых, - сказал Александр.
– Я буду старым тогда, когда я буду старым. А сейчас мне тридцать лет, и я никогда не умру.
– Как это?
– спросила я.
– Не захочу.
– Все равно умрешь.
– Нет. Я вызову все резервные силы организма и останусь.
Я с мистическим любопытством посмотрела на Александра.
– Выпьем!
– напомнил Александр.
Все выпили прозрачную пронзительную водку и сосредоточились на еде.
– Когда Леонардо да Винчи нанимался на работу к какому-то вельможе, он ему написал: "Я умею строить самолеты и рисовать лучше всех", - поведал Александр.
– Тогда не было самолетов, - уточнил Славик.
– Все равно. Летательные аппараты. Не в этом суть. Леонардо трезво понимал свое место. И каждый человек должен трезво понимать свое место, и это не имеет отношения ни к скромности, ни к хвастовству.
Лиля слушала, впитывала в себя Александра синими тревожными глазами.
– Я пою лучше многих, но буду петь лучше всех.
– С Леонардо Александр перешел на себя.
– А если явится тот, кто будет петь лучше меня, я оставлю эстраду и стану делать что-то другое.
– Летательные аппараты, - сказала я.
– Да. Летательные аппараты. Я изобрету самолет, который не будет разбиваться. Он, правда, не сможет сесть, но и не упадет. И мне человечество поставит памятник.
– А зачем вам памятник?
– спросил Славик.
– А вам не хочется?
– Памятник? Нет, не хочется. Я исповедываю маленькие радости каждого дня.
– Потому что тебе недоступно большее, - отозвалась Лиля.
– Может быть, - не обиделся Славик.
– Я однажды был за границей. Там ныряльщики деньги зарабатывали, ныряли со скалы в залив. Надо было не просто прыгнуть и лететь, а в полете обогнуть выступ. Понимаешь?
– Он обернул ко мне оживленное лицо.
– Не просто лететь вниз, а управлять телом, чтобы не ахнуться о выступ. Так что вы думаете? Я тоже залез и прыгнул. И обогнул. Меня, правда, в тот же день посадили в самолет и отправили обратно.
Я посмотрела на Александра и по его лицу поняла, что он сейчас там, на вершине скалы.
– А знаете, почему я прыгнул?
– Любопытство к своим возможностям, - сказала я.
– Потому что вокруг было много народу, - сказал Славик.
– Верно, - подтвердил Александр.
– Я очень завишу от чужого мнения. Я мог бы даже умереть на народе. Пусть меня поставят на лобное место и отсекут голову, только чтобы была полная площадь народу.
Подошел официант и стал убирать со стола пустые тарелки. Александр задержался на нем глазами, и я догадалась: он не хотел, чтобы официант отходил. Ему хотелось, чтобы он остался и послушал. Мы были для него не только Лиля, Славик и я. Мы были - аудитория. И чем она шире, тем лучше.