Рассказы и сказки
Шрифт:
Перевод с еврейского Л. Гольдберг.
Чулочная фабрика.
Входит девушка с дюжиной готовых шерстяных чулок, подходит к старику-хозяину.
Он мельком взглядывает на товар и еле заметным движением руки отсылает ее к молодому хозяину.
Она идет туда.
Молодой берет в руки чулки — достаточно мягки. Потом кладет их на весы — вес правильный. Затем! берет мерку, измеряет длину, край, ступню — все в порядке.
Девушка
— Одну минуту! — говорит молодой хозяин. Он берет со стола лупу, вытирает ее и начинает осматривать работу.
Смотрит он долго, а потом говорит равнодушным, но твердым голосом:
— Несколько ниток рваных, три очка спущено. Три процента долой!
— Но… — пытается она защищаться.
— Никаких "но"! — прерывает он ее и дает ордер в кассу.
Открывается дверь, и появляется рыжий человек с ухмыляющимся лицом.
— Доброе утро!
— Здравствуйте, — отвечает старик-хозяин, — пожалуйста!
Рыжий подходит к старику, усаживается у стола.
— Мой сын! — с гордостью показывает старик на молодого. — Купец, — добавляет он, — да еще какой!
— Вот и хорошо! — отвечает рыжий, — купцу-то деньги и нужны.
— Деньги! — пожимает старик плечами.
— Пятнадцать тысяч наличными!
— Но одна нога короче, — вмешивается молодой с печальной улыбкой.
— Еле заметно! — говорит сват. — Но все же короче!
— Ну, — говорит старик, — невеста ведь не чулки! В лупу ее не рассматривают!..
Луна рассказала
1915
Перевод с еврейского Л. Гольдберг
Устав глядеть на белый мрамор, ярко освещенные парадные улицы, я отвернулась и заглянула в один из окраинных переулков.
Из перекошенной хибарки вышел босой, плохо одетый мальчуган. Лохмотья еле держались на нем. Из полуразвалившегося домика напротив вышел другой мальчуган.
Не успели они подойти друг к другу, как я уже не могла различить, кто из них из какого дома. Оба истощенные, оба с пылающими глазками, оба дрожат от холода, а может быть, и от голода.
Слышу — говорят:
— Готов?
— А ты?
— Тоже!
— Ты ел?
— Нет… Отец не принес.
— А мой болен. Мать плачет…
— Пойдем?
— Лучше побежим… Холодно…
— Давай!
Они летят стремглав по направлению к городу.
Слежу за ними.
У одного из самых красивых домов города они остановились.
— Смотри! Это дом моего дяди! — с гордостью заявил один.
Другой указал на такой же дом на другой стороне улицы:
— А это дом моего дяди!
— Моему дяде привезли арабского жеребца за шестнадцать тысяч!
— A y моего есть карета и четверка рысаков. Настоящие
— У моего, может, тысяча деревень!
— А у моего, может, сто городов!
— Глупец! У моего дяди вся мебель золотая!
— Осел! У моего она вся бриллиантовая!
— А у моей тети такие духи, что в носу щекочет!
— Подумаешь! Моя тетя каждый день ходит в театр!
— А мой дядя каждую ночь играет в карты! Ага!
Они долго препирались, до того, что чуть не вцепились друг другу в волосы.
Один из них все же вскоре отстал.
— Холодно, — сказал он, весь дрожа.
— А я страшно голоден, — сказал второй, — так и ноет! Позвони к твоему дяде…
— Что ты? — испуганно ответил тот. — Он приказал швейцару ноги мне перебить, если я зайду…
— Мой дядя тоже! — повторил другой. Оба они печально опустили головы.
— Пойдем?
— Лучше побежим…
И по дороге:
— Завтра ночью опять…
— Да… побежим. Я подам знак… Запою петухом.
— А я в ответ замяукаю кошкой.
— Хорошо….
Оба исчезают.
Сказки и аллегории
Благочестивый кот
1915
Перевод с еврейского С. Ан-ский.
Три певчих птички перебывали в доме, и всех их, одну за другой, прикончил кот.
Это был не простой, не заурядный кот. Он имел возвышенную, богобоязненную душу, ходил в беленькой шубке, и в глазах его отсвечивало само голубое небо.
Это был поистине благочестивый кот. Десять раз на день совершал он омовения, а трапезы свои он справлял скромненько и тихо, где-нибудь в сторонке, в уголку…
В течение дня он перекусывал чем приходилось, довольствовался чем-нибудь молочным. И только когда наступала ночь, он разрешал себе мясную пищу — кусочек мышиного мяса.
Ел он не торопясь, без жадности, не так, как едят обжоры. Он ел медленно, скромненько, почти играючи. Он не спешил. Пусть себе мышонок поживет еще секунду, еще секунду, пусть себе еще побегает, потрепещет, пусть исповедуется в грехах. Благочестивый кот никогда не спешит.
Когда принесли в дом первую певчую птичку, кот тотчас же проникся к ней глубокой жалостью.
— Такая красивая, милая, крошечная пташка, и не удостоится царствия небесного! — стонал он.
Да и как может она удостоиться царствия небесного?
Во-первых, она совершает обряд омовения по-немецки, по-новомодному, купаясь всем тельцем в чашке с водой.
Во-вторых, как только ее посадили в клетку, она тотчас же взъерепенилась… Хоть она и юная и нежная, а наверное уже больше думает о динамите, чем о религиозно-нравственном чтении.