Рассказы Иванова-Петрова
Шрифт:
Самец отмяк, но оставался самым мужественным образом суров и мрачен. Мало что искупаться не дали, так и отцовский гнев не смог должным образом разразиться, весь внутри изошёл. Как хотите, а мужчине это обидно. Да. Когда чешут голову, это, конечно, приятно, но есть всё же некие принципы… О них самец и задумался, задрёмывая на солнышке.
2005
…видят людей скорее как этаких гибких плавно извивающихся существ. Голоса людей слышны кошкам, как мы слышим под водой – такого же тона бурление. Эти голоса являются основой для симпатии и антипатии – некоторые звучат слишком визгливо и не нравятся, а у других есть приятные обертоны и они симпатичны. Друг в друге они видят прежде всего
…видят в искаженной перспективе – всё высокое видно узким у основания и расширяющимся к вершине, так что высотные дома выглядят для птиц как грибы. И видят звуки в виде жестких кустов, как бы состоящих из пружин – жесткие упругие спирали звуков. Птицы видят как бы цветовые пятна, проросшие плоскостями магнитных полей, кустами звуков и вырастающими деталями – телескопическое зрение дает эффект смазанных пятен с резко увеличенной областью четкого зрения.
…ночные бабочки видят в основном фейерверки света, мир для них заполнен огромными гипнотизирующими фонтанами огня. Летящая навстречу бабочка, например, разбрасывает при каждом взмахе крыльев на половину зрительного поля яркие всполохи, а свет фонаря затопляет вселенную огненным жаром.
2010
Студенческие истории
Лекции по высшим растениям в университете у нас читал истый джентльмен – профессор Тихомиров. Лектор он был очень хороший, знал предмет удивительно глубоко, и нельзя сказать о его лекциях ничего плохого. Кроме того, что он непрерывно будил в студентах низменные инстинкты.
На лекцию он являлся при галстуке, белой рубашке и лаборантах. Они несли целый сноп наглядных пособий: всякие старые книги, картины, листья, шишки… И фруктификации. В качестве таковых выступал то крошечный, чрезвычайно злого цвета лимон, то маленький нескладно округленный апельсин. Были и прочие дары природы, которые профессор приносил из ботанического сада. Тихомиров был директором Ботсада МГУ и использовал вверенные ему теплицы для произрастания наглядных пособий.
Высокий худощавый профессор, окинув аудиторию льдисто-безразличным взором, сообщал перед перерывом примерно следующее. Студенты теперь люди низкоразвитые, только что от сохи – самые продвинутые, а остальные – только с дерева. Вот он, профессор Тихомиров, обыкновенно приносит на лекцию наглядные пособия. Дабы улучшить усвоение с трудом вталкиваемых в студентов знаний. Они никому не нужны, эти пособия, вот посмотрите – он делал широкий жест. Это же только примеры, нужные для усвоения… А стоит лектору выйти – всё пропадает. Я, говорит, обычно провожу с курсом опыт. Я сейчас удалюсь на перерыв, а когда я вернусь, будет очевидно, да какого уровня вы развились. Вы сами выставите себе оценку. Станет ясно, кто вы такие.
С этими словами профессор мерно направлялся к выходу из аудитории, чтобы войти в нее ровно через пять минут – такова была его всем известная манера.
Стоило ему скрыться за дверью, как с ревом толпа студентов бросалась к столу перед кафедрой. Сметали все. Кто-то с ужасающим выражением лица жевал злой лимон. Кто-то дрался с тремя другими жаждущими за апельсиновую жмаклю, зажатую в кулаке. Кто-то пытался съесть мясистую шишку и потом долго отплевывался. Кто-то свою шишку лущил, добывая съедобные семечки. Одна девушка выбиралась из толпы, прижимая огромный пальмовый лист, отбитый у подруг.
Через пять минут профессор входил в аудиторию. На столе лежали только слегка растрепанные книги. Профессор обводил нас взглядом твердым и презрительным. Все сидели, притихнув, невинно сложив руки на столах, и только позади одной девушки возносился огромный пальмовый лист. «Вот видите, – говорил профессор удовлетворенно. – Вы сами выставили
Мне всегда казалось, что вопросы не должны оставаться без ответов. И если преподаватель говорит, что нечто ему неизвестно, мой долг как начинающего исследователя попытаться выяснить, что осталось скрыто от предыдущих поколений ученых.
Зачем ели лимон, я узнал быстро. «Жрать хотелось до безумия, а тут какие-то фрукты пахнут… И вообще все побежали, стали хватать – жаль, что только лимон достался, но все ж…». Такое объяснение я смог получить у лимонопоедальца. Зачем дрались за апельсин, я спрашивать не стал – ответ был очевиден. С шишками тоже, в общем, ясно, если применить элементарную экстраполяцию. Но вот пальмовый лист…
Я внимательно следил за девушкой, но есть его она не стала и другим не позволила. Попытался прямо узнать, но ответа не получил – девушка меня попросту отшила. То ли я ей не понравился, то ли пальмовый лист так на нее повлиял… Пришлось заняться делом всерьез. Я долго и с крайне переменным успехом ухаживал за ней, и лишь значительное время спустя добился, наконец, своего. Я узнал.
«Конечно, чтобы потом сжечь на нем учебник по высшим растениям. А ты не знал? Все так делают. После экзамена берется этот учебник, с этими жуткими формулами для каждого семейства, и торжественно сжигается. На пальмовом листе. С библиотекой потом трудно, требуют замены, но надо это сделать», – объяснила она. Я поинтересовался, почему нельзя использовать для растопки газету, например. Да и в самом учебнике, раз он уже предназначен всесожжению, много страниц – вполне можно сжечь его на нем самом. «Но это не стильно», – ответила она.
2004
Существовала в давние годы на Биологическом факультете такая Дружина охраны природы. Студенты в выходные дни выбирались в подмосковные леса, запоминали птиц, сидели у костра и всячески вживались в образ полевых биологов.
Так начинается эта история – вполне пресно и ни к чему интересному не обязывающе. Но необходимость правит миром под маской случая, и поэтому всё началось с такого вот обычного студенческого кружка.
Чтобы птичек в лесу распознавать, надо учиться, и потому были организованы специальные семинары. Что может быть естественнее? Энтузиазм студентов поддержали преподаватели, и вот один из них, умудренный птичьим опытом, проводил для дружинников занятия. После обычных лекций они собирались в аудитории и чинно слушали о различных видах птиц. В качестве наглядного пособия использовались тушки. Это, надо сказать, не совсем чучела – они такие довольно плоские, тяжеленькие, и только головы с острыми клювами торчат.
И вот сидят на одном из занятий ряды студентов-дружинников, внимательно пытаясь различить меж собой разных сов. Занятие было посвящено совам – и это имеет совершенно особенный смысл. Если вы по прочтении рассказа прикинете, что было бы, если б говорили о воробьях или трясогузках, вы поймете, что не было бы просто ничего. Но – рука судьбы – речь шла о совах.
Совы же – птицы побольше воробьев будут, и тушки у них весомые. А клювы очень острые. И вот преподаватель достает одну сову особенно большого роста и начинает про нее рассказывать. И дабы развлечь студентов, использует живость речи и метафоры. И говорит, что «сова летает, как пенёк». Что именно в полёте совы хотел он отобразить этим образом, я не знаю, но дальше воспоследовал результат, которого он добивался: студенты развеселились. Кто, хихикая, представлял летящий ночью пенёк, кто-то веселился по иному поводу, а одна девушка, развеселившись, вспомнила о веселой странности своей подруги, с которой она вместе сидела прямо перед преподавателем с его совой. Подруга до ужаса, до патологии боялась пауков, а наша веселая девушка – как кстати – украла с занятия по беспозвоночным огромного заспиртованного паука. Совпадение, не правда ли?