Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
Зоотехник колхоза объяснил ей, что кур нужно выпускать пораньше. И не было случая, чтоб бабка нарушила указание. Когда она возилась с замком, куры сбегались к лазу и кудахтали, а она ласково разговаривала с ними. Поэтому бабушка Сато очень удивилась, когда не услышала привычного кудахтанья. Она отперла замок. Куры не прыгали, как обычно, друг другу на спины, не теснились у лаза, чтобы скорее вырваться на волю. В птичнике было пусто и тихо. Бабка включила электричество. Пол покрывали белые перья. На всякий случай бабка растерянно позвала:
«Цып, цып, цып…»
Колхозники, прибежавшие сюда после того, как бабка подняла тревогу, сразу обнаружили, что
Позвали Галустяна. Он распорядился, чтобы люди не топтались возле птичника. Следы грабителей должны оставаться в неприкосновенности. Но было уже поздно. Мальчишки, согнувшись, выползали из куриного лаза, держа в руках охапки перьев. Мужчины передавали друг другу выдавленные стекла. Женщины разгуливали по огороженному дворику.
— Ложились спать — была ферма,- мрачно сказал Г алустян,- проснулись — и нет больше птицефермы в нашем колхозе…
Бабка отозвала его в сторону и стала рассказывать председателю, как утром пришла в обычное время и обнаружила пропажу. Он все это уже слышал и отмахнулся. Но бабка ухватила его за пуговицу. Не хотелось ей говорить про это Галустяну,- потому что ведь не пойман человек, значит, и не вор,- но все-таки она должна рассказать: недели две, а может, и три назад, вот этот парень… Норайр, что ли… который тогда еще жил в Доврикенде, а теперь на радость нам всем переселился в Урулик,- попался он бабке на глаза ночью и юркнул в сторону. Все же бабка разглядела,- не так уж она плохо видит, как некоторым кажется,- что он тащил под мышкой белую курицу. И наутро бабка, перегородив лаз палкой, трижды пересчитала кур. Сначала получалось меньше, чем нужно, а напоследок вышло на шесть штук больше. И бабка обрадовалась: «Чем больше, тем и лучше…» А теперь вот должна признаться председателю: не проявила бдительность! Ротозей она, бабка. Неохота ей было срамиться перед людьми, что не умеет она считать…
Галустян переходил по двору от одной группы людей к другой — и всюду, с легкой бабкиной руки, вспыхивало имя Норайра. Колхозный почтальон Татос как-то ночью тоже встретил Норайра. Мальчишка нес двух кур, но ничуть не таился.
Женщины судачили:
— Пока этот жулик проживал в своем селе, ни единого такого случая в Урулике не было, а приехал он сюда — и на тебе!-целая ферма исчезла.
Когда в село прибыл лейтенант Катарьян, председатель колхоза напрямик высказал ему свое подозрение:
— Это дело рук Норайра!
У лейтенанта были свои методы. Он считал, что подозреваемого нужно прежде всего психологически обезоружить. Поэтому он привел Норайра в пустую комнату сельсовета, посадил на табуретку и сурово приказал:
— Нам уже все известно. А ты для своей пользы обдумай, что будешь показывать.
И ушел. Пусть жулик привыкнет к тому, что он уже пойман и разоблачен. У представителя милиции есть дела поважнее, чем возня с ним.
Связавшись с районным центром по телефону, Катарьян сообщил о происшествии и потребовал, чтобы в Урулик прислали проводника со служебной собакой. Ему пообещали, что приедет знаменитый во всей республике проводник Андрей Витюгин с собакой, по кличке Карай. По каким-то своим делам Витюгин как раз находился в этом районе. Бурунц тоже должен прибыть с часу на час. Катарьян составил протокол и еще раз решил осмотреть место происшествия.
Двор уже очистили от людей. Приказано было, чтобы к птичнику никто не приближался. Выглянуло солнце. Земля, размокшая от снега, стала быстро сохнуть.
Подходя к птичнику, Катарьян услышал легкое постукивание молотка и тоненькое заунывное пение. Он не сразу сообразил, что звуки доносятся из птичника, из самой дальней его секции. Приоткрыв дверь, лейтенант прошел по узкому коридорчику в помещение, где на полу валялись груды свежей стружки. Рослый дед с бородой широкой и пятнисто-рыжей, как ржавый топор, прилаживал к окну раму. На Катарьяна он не обратил внимания. Негромко и протяжно, словно жалуясь, дед выводил:
В стране далекой, за окияном,
В.одном из штатив Америки,
Мать одиноко жила с малюткой,
Их дни безрадостно протекли…
Лейтенант Катарьян много раз слышал эту старинную молоканскую песню. Где-то он читал, что в XVIII веке большие группы русских вероотступников, отрицавших иконы, храмы, обряды, выселялись царским правительством в глухие места империи. Молокане убегали от преследований и за границу — больше всего в Америку. Вот каким образом попала Америка в молоканскую песню. Много молокан обосновалось в Закавказье. Селились они в деревнях, рядом с коренными жителями, занимались сельским хозяйством. С соседями не ссорились, но язык свой и веру хранили нерушимо. В Армении почти все молокане были из секты прыгунов. Теперь вера пошатнулась. Только старики еще, по старой привычке, ходили в молельный дом, и их поэтому называли «святыми». Этот тоже, наверное, святой…
Лейтенант присел на верстак, пошевеливая сверкающим сапогом кучу стружек.
Дед приладил раму, аккуратно отрезал алмазом кромку на стекольном листе. Вставляя стекло, он бормотал:
— У нас руки золотые, все можем. И жестяное работаем, и плотницкое работаем, и сапожное… опять же, стекольное. Хотя нигде не учились, но все понимаем. У нас не сорвется из рук.
Катарьян спросил:
— А сколько лет?
— Нам?
— Да.
— Семьдесят шестой. Но еще не старики.
И верно, этого могучего человека трудно было бы назвать стариком. Рама в его больших руках будто сама по себе прилипла к оконному косяку, стекло с точностью пристало к раме. Огромные корявые пальцы легко удерживали самый маленький гвоздик.
— Вы кто такой здесь будете, дедушка? — спросил Катарьян.
— Считаюсь плотником,- охотно ответил дед.- Вообще имею, конечно, имя-отчество, но здесь, по нашей простоте, меня больше зовут грубо: дед Семен.
— Прыгаете? — с чуть заметной усмешкой осведомился Катарьян.
Дед ответил без обиды:
— Ага, прыгуны мы…
— И небось святой?
— Считалось святым, так точно.
— А тебе известно, дедушка, что в этом помещении в данное время никому находиться не дозволено?
— Почему такое?
— Не знаешь? Про ограбление не слышал?
— Это мы, конечно, знаем. Только оно нас не касается. С вечера председатель Галустян дали распоряжение, чтобы в птичнике, в этой секции, окна, значит, оборудовать для будущих кур. Мы и оборудуем.
Лейтенант разыскал председателя колхоза и проверил: действительно такой наряд на работу в птичнике старику был дан. Но было и указание: не торопиться, сделать вперед все наиболее срочное в овечьей кошаре. И зачем он именно сегодня сунулся в птичник? В такой день? Никто его туда не гнал.