Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
Вся эта суматоха не нравилась Андрею Витюгину. Он морщился. Пес с достоинством сидел в центре круга и безразлично поглядывал на людей.
— Тут перед вами знаменитая служебно-розыскная овчарка,- весело начал Катарьян,- самая наилучшая в нашей Армении, а может, и подальше. Она раскрыла много воровства и других всевозможных хищений… Сколько? — вполголоса спросил он у проводника.
— Немало,- неохотно отозвался Витюгин.
— Немало коварных преступлений! — торжественно повторил Катарьян.- От ее разнюхивающего носа ничто не может укрыться. Сейчас вы сами убедитесь…
Он сделал
— Теперь пусть кто-нибудь бросит в круг свою вещь,- предложил Катарьян,- тохда увидите, что будет. Собака определит владельца.
Это становилось похоже на игру. Колхозники засмеялись. Норайр стоял неподвижно на том месте, куда его поставили, и смотрел в землю. «Все это специально против меня!-думал он.- Уже и собаку напускают…»
— А что бросить? — крикнул шофер Минае. Он считался человеком бывалым и в любом случае стремился поддержать эту репутацию.
— По своему выбору, — разъяснил Катарьян.- Лучше всего носовой платок.
Минае вытащил платок, положил на землю.
Позвали Андрея Витюгина. Он пришел один, осмотрелся и свистнул. И тут же неслышной рысью из-за дома выбежал Карай, протиснулся в круг и, жарко дыша, стал рядом с хозяином. Платок он обнюхал старательно и злобно. Оскалив белые клыки, пошел по кругу мимо Норайра, мимо бабушки Сато, которая только ахнула, мимо Нубара. Небрежно повел мокрым носом по фартуку деда Семена. А возле Минаса задержался, зарычал, прижав уши, и стремительно кинулся прямо на грудь шоферу. Проводник успел оттащить его. Пес сел, беспокойно подметая землю пушистым хвостом.
Люди удивлялись: «Скажи-ка, словно ему кто указал!» Боязливо поглядывали на овчарку и тихонько посмеивались над Минасом.
— Вот так,- строго проговорил Катарьян.- Но это была шутка, граждане. Теперь же придется приступить к делу.
Он обвел глазами присутствующих. Долго смотрел в упор на деда Семена. Дед застеснялся, опустил голову и принялся ковырять ногтем дырочку на фартуке.
— Конечно, я должен извиниться перед гражданами и попросить также у всех присутствующих согласия,- снова заговорил Катарьян.- Безусловно, большинство — люди честные и даже могут на меня обидеться. Но что поделать! Мы свели сюда тех, кто имел соприкосновение с птицефермой… В общем, кто невиновен, тому опасаться нечего. Но, если среди присутствующих есть причастный — хоть прямо, хоть косвенно,- того будем обнаруживать с помощью служебной собаки. И пусть преступник пеняет на себя!
— А если кинется на непричастного? — с опаской спросил Минае.
Люди зашумели.
— Только с полного вашего согласия, граждане,- повторил Катарьян.
— Ладно уж, давай,- отозвался Нубар.
Лейтенант скомандовал:
— Тогда попрошу разомкнуть круг и стать отдаленно друг к дружке.
Проводник наклонился к собаке, шепотом отдал какое-то приказание. Пес вскочил, ощетинился. Уставился на людей непримиримо-внимательным взглядом.
— Вы, товарищи, эту злобную животную одну тут с нами не оставляйте! — жалобно попросила
Она боялась шевельнуться и потому говорила, чуть разжимая губы.
Отойдя к птичнику, Катарьян смотрел сзади на спины выстроившихся людей. У деда Семена под коленями сильно дрожали ноги. Дед явно старался скрыть беспокойство.
Вольно и беспечно стоял Норайр.
Шофер Минае напряженно вытянулся, но не выказывал страха.
Все остальные держались нормально, если не считать бабки: та давно уже дрожала всем телом.
— А вы ничего нам не скажете, дедушка? — вежливо поинтересовался Катарьян, указывая председателю колхоза на дрожащие колени старика.
Ответа они не дождались.
Катарьян засуетился.
— Можно заканчивать,- это распоряжение было отдано проводнику.- Что требовалось узнать, то собака нам уже прояснила,- громко говорил он, приближаясь к людям.
Хмурый проводник отозвал Карая.
Люди расходились, ничего не поняв. Неловко переглядывались и посмеивались.
Галустян шепнул:
— Оскандалился ты…
— Наоборот! — Лейтенант блеснул глазами.- Что мне надо было, то сделано. Все уже ясно. Дед выдал себя своим страхом.
Он велел, чтобы Норайра увели обратно в сельсовет. А сам подошел к дверям птичника, загораживая, вход. Ноги в синих галифе он расставил широко, фуражку заломил на затылок. Стоял и посмеивался, глядя, как дед Семен пытается обойти его и открыть заслоненную его спиной маленькую дверцу.
— Может, все-таки поговорим, дедушка?
— Давай,- непримиримо ответил плотник, наставив на лейтенанта маленькие выцветшие глаза, глубоко спрятанные среди морщин и волос.
— Так пройдемте в помещение? — Катарьян победоносно взглянул на председателя колхоза.- Там вы и сделаете признание.
— Не требуется! — отрезал дед.- Мне людей не бояться. А я давно вижу, что ты на меня прицелился.- Он гневно отбросил ногой камень с дороги.- Хотя ты, гражданин, и носишь звездочки на погонах, но люден все ж еще плохо понимаешь. Я на этой войне по своим годам не был, но на той — империалистической — потрудился. И вместе с войсками а чужие страны вступал. Находились среди нас ловкачи — заимствовали того-сего от побежденных. А я вернулся домой без трофеев. Только и привез с похода белый, как сейчас помню, эмалированный таз — подобрал где-то, чтоб не приезжать в дом с пустыми руками. И того моя старуха брать не хотела. Но уговорили. А ночью сдохла наша домашняя животная. Пол у нас в сарае был покатый, буйволица легла головой вниз — вся пища хлынула и задушила животную. И я на всю жизнь учел, как взятая чужая вещь отплачивается. У нас нет обычая — чужое брать!
Катарьян слушал терпеливо, даже головой кивал. Но от дверей не отодвигался.
— Святость, конечно, религия…»-вздохнул он.- Но если вы кончили, дедушка, то пройдемте-ка со мной в сельсовет. Там у нас другой разговор произойдет. Вопросы к вам есть.
Дед долго смотрел на него и наконец, совершенно по-армянски, почмокал языком.
— Нет,- сокрушенно проговорил он,- вижу, ты ничего не найдешь из пропажи. Вот разве Степан приедет -» тот разыщет.