Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
— Ладно. Не обижайся… Ну-ка, выложи на стол, что у тебя в карманах.
Теперь Норайр получил право встать на ноги. Из кар-мана брюк он вытащил платок, который ему подарила Дуся, достал мундштук, спички. Из другого кармана выгреб деньги — десятку бумажками и рубля два серебром,
Катарьян зорко следил за ним.
На груди, на толстой синей рубахе, у Норайра тоже было два накладных кармана. С усмешкой он вывернул один из них — пусть лейтенант убедится, что ничего нет. Расстегнул и второй карман. Но тут он ощутил под пальцами легкое шуршание и в испуге остановился.
Вчера под утро, расставшись с Дусей, он, вместо того чтобы лечь спать, принялся составлять ей письмо. Мысли у него путались. Думая о ней, он находил удивительные и неповторимые слова, но перед листом белой бумаги все растерял. Только смотрел на карандаш и улыбался. А писать было нечего. Никакие слова не могли вместить то, что он испытывал. Он и не знал, что пути к этому письму были проложены миллионами живших до него людей. И, внезапно став серьезным, он совершил обряд, почти обязательный для каждого в его возрасте. «Дуся, я вас люблю»,- вывел он. И подписал: «Любящий тебя Норик». Эти слова показались ему такими емкими, всеобъемлющими, что их просто невозможно было бы показать кому-нибудь постороннему. Тут он записал все — и самое нежное, и самое дерзкое, и самое трепетное, и то, что все говорят друг другу, и то, что никогда еще на земле ни один человек другому не говорил.
А сверху он нарисовал сердце, пронзенное стрелой.
И, чтобы не осталось ничего лишнего, он оборвал вокруг листа белые поля. И свернул письмо, перегнув его вчетверо.
Теперь письмо лежало у него в нагрудном кармане. И он должен был отдать его этим людям.
Катарьян спросил:
— Ну, что там у тебя? Выкладывай.
— Да ничего больше нету,- как можно беспечнее ответил Норайр и пошел к табуретке.
Но лейтенант поднялся из-за стола, и Норайр понял, что добром дело не кончится. Вытащил письмо и зажал его в кулаке.
— Не дам!
– бледнея, крикнул он.
— Дурака не валяй!
Норайр схватил со стола коробок со спичками, чиркнул раз, другой. Спичка обломилась. Он сунул свернутый листок в рот и попытался проглотить.
Лейтенант не мешал ему. Стоял в двух шагах от него и смотрел.
— Так,- подвел он итоги, не делая никаких попыток завладеть письмом,- известный блатной прием. Можем считать — это вроде признания. Невиновный не станет уничтожать улики.
— Не станет,- сурово согласился Галустян.
Все же он как будто еще на что-то надеялся:
— Что там у тебя было написано, эй, парень?
Норайр деловито жевал письмо. Ему казалось, что
ушла главная опасность. Все остальное не так уж страшно. А эти люди пусть думают, что им угодно. Оправдываться перед ними он не станет.
— Прямо так он тебе и открыл, что там было написано!- с видом превосходства усмехнулся лейтенант.- Уж я таких отпетых знаю…
Он начал составлять протокол.
— И про кур напишем, как тебя с ними по ночам видели,- с удовольствием перечислял он,- и проглоченная бумажка…
Норайр презрительно
— Пишите.
Дуся, надрываясь, кричала в телефонную трубку. Слышимость была хорошая, но она еще ни разу в жизни не разговаривала по междугородному. Ей казалось, что нужно кричать как можно громче. И она заглушала голос, пытавшийся отвечать ей из районного центра.
— Да постой, угомонись, связки надорвешь,- наконец дошло до ее сознания.
Кто-то, находящийся совсем близко, спокойно и добродушно увещевал ее из трубки. Она ослабила пальцы, только сейчас почувствовав, как занемела ее рука, судорожно вцепившаяся в пластмассовый рычаг.
— Бурунц тебе нужен? Выехал Бурунц.
— Куда? Куда? — опять заголосила девушка, вдавливая трубку в самое ухо.
— К вам выехал, в Урулик. А кто его спрашивает?
Она замялась:
— Дуся…
— Какая еще Дуся?
Она не знала, что ответить.
— С кирпичного завода…
В трубке засмеялись:
— И что же тебе нужно от Бурунца, Дуся с кирпичного завода?
Она потянула носом, всхлипнула. Тоненьким голоском объяснила:
— Тут Норика спутывают… Чтобы товарищ Бурунц заступился.
Но проводник служебно-розыскной собаки Андрей Витюгин приехал в село раньше Бурунца. В районном центре ему дали машину. Он сошел у птичника. За ним из машины мягко выпрыгнула огромная овчарка. У нее была черная спина, ярко-рыжая грудь и острая удлиненная морда. Настороженные уши все время шевелились.
— Карай, рядом! — негромко приказал проводник.
Овчарка пошла у его левой ноги.
Витюгин осмотрел дворик, примыкающий к птичнику, заглянул в пустую секцию. Потом отвел в сторону лейтенанта Катарьяна.
— Применять собаку в данных условиях будет нецелесообразно,- строго объявил он.- Причины: погода — это первое. Преступление совершено во время снега, а затем снег сошел и подсохло, следы не сохранились. Натоптано — это вторая причина. Безобразно натоптано.
Катарьян заспорил с ним, потом взмахнул рукой и попросил:
— Все же не торопись уезжать. Возможно, твоя служебная собака нам еще поможет.
— Как это?
Катарьян ответил загадочно:
— Психологически…
Во двор птичника привели Норайра. Вызвали бабушку Сато.
Катарьян велел собрать всех людей, которые в последнее время по каким-нибудь делам бывали на птицеферме- шофера Минаса, три дня назад доставившего сюда лес, двух колхозников — Нубара и Ваграма, подводивших воду к автопоилкам, еще кое-кого. За дедом Семеном отправился он лично.
— Раз уж вы, дедушка, здесь работаете в такой день,- вежливо улыбался он,- позвольте и вас пригласить в нашу компанию.
Дед бросил рубанок, вытер фартуком руки и вышел во двор.
Лейтенант попросил всех собравшихся стать в круг на небольшом расстоянии друг от друга. Норайра он поставил подальше от деда.