Рассказы о любви
Шрифт:
А на следующий вечер, около половины девятого, мы пошли с моим братом Фрицем на гору Хохштайн. У нас был при себе тяжелый ящик, который мы несли по очереди; там лежало двенадцать хлопушек, шесть ракет и три больших взрывных пакета, не считая всякой мелочи.
Было очень тепло, и в сумеречном воздухе тихо плавали нежные, как пелена, облачка, проносившиеся над церковной башней и вершиной горы, закрывая собой первые бледные звезды. С Хохштайна, с того места, где мы первый раз остановились передохнуть, я увидел внизу нашу вытянутую долину в бледных вечерних красках. Пока я разглядывал
Я немного рассердился, но Фриц так озорно смеялся и был так доволен, что заразил и меня, и я к нему присоединился. Мы быстро подожгли один за другим все три мощных взрывных пакета и слушали потом долгое раскатистое эхо, разносившееся вверх и вниз по долине. Затем пришел черед петард, хлопушек и большого огненного колеса, а под конец мы медленно выпустили одну за другой наши красочные ракеты, они эффектно взмыли в черное ночное небо.
— Такую настоящую хорошую ракету можно сравнить с праздничной литургией, — сказал мой брат, у которого был период говорить образно, — или когда поют красивую песню, что скажешь? Так торжественно!
Нашу последнюю петарду мы забросили по пути домой через забор к злому дворовому псу, который завыл от ужаса и еще четверть часа злобно лаял нам вслед. А мы в хорошем настроении и с черными пальцами пришли домой, как два маленьких мальчишки, устроивших веселую проделку. Родителям мы, хвастаясь, рассказали о дивной вечерней прогулке, о том, как выглядит сверху долина и небо в звездах.
Однажды утром, когда я чистил свою трубку у окна в прихожей, прибежала Лотта и крикнула:
— Так, в одиннадцать приедет моя подруга.
— Что ли Анна Амберг?
— Она. Давай встретим ее вместе, а?
— Я не возражаю.
Прибытие ожидаемой гостьи, о которой я вовсе не думал, радовало меня лишь в меру. Но раз изменить ничего было нельзя, я отправился около одиннадцати часов с моей сестрой на станцию. Мы пришли слишком рано и ходили взад и вперед перед станцией в ожидании поезда.
— А может, она приедет вторым классом, — сказала Лотта.
Я посмотрел на нее недоверчивым взглядом.
— Вполне такое может быть. Она родом из зажиточной семьи, и даже если она и выдает себя за простую…
Мне стало страшно. Я представил себе юную даму с избалованными манерами и солидным багажом, как она выходит из вагона второго класса, а потом находит наш уютный отчий дом бедным, а меня недостаточно изысканным.
— Знаешь, если она едет вторым классом, то не лучше ли ей сразу отправиться дальше?
Лотта была у нас несдержанной и хотела сразу приструнить меня, но тут подошел поезд и остановился, и она быстро побежала на платформу. Я пошел за ней без всякой спешки и увидел, как ее подруга
— Это мой брат, Анна.
Я поприветствовал ее и, поскольку не ведал, как она, несмотря на третий класс, отреагирует на это, взял ее чемоданчик, совсем легонький, но понес не сам, а сделал знак носильщику, которому и передал его. А сам шел рядом с обеими девушками по городу и все удивлялся, сколько же у них всего, что они могут рассказать друг другу. Но фрейлейн Анна мне очень понравилась. Правда, меня немного разочаровало, что она не отличалась особой красотой, но зато у нее было что-то приятное в лице и голосе, что доставляло удовольствие и вызывало доверие.
Я и сейчас еще вижу, как моя мать встречает их возле стеклянной двери. У нее была хорошая интуиция на людские лица, и если она после первого испытующего взгляда приветствовала гостя с улыбкой, тот мог рассчитывать на хороший прием во все время своего пребывания. Я вижу, как она взглянула Амберг в глаза и как она ей кивнула и подала обе руки и без особых слов одарила ее своим доверием и сделала в доме своей. Мое недоверчивое беспокойство по поводу отчужденности ее натуры тут же исчезло, поскольку гостья сердечно приняла протянутую руку, а с нею и дружелюбность, и при этом без всяких велеречивых слов стала с первой минуты желанной гостьей в нашем доме.
С мудростью юнца и тем же знанием жизни я еще в первый день установил, что у этой приятной девушки веселый нрав, она беззаботна и естественна и к тому же, несмотря на малый жизненный опыт, хороший товарищ. А то, что ее жизнерадостность была самого высокого полета, та, что познается в беде и страданиях или никогда, то я предполагал такое, но не понимал до конца. Как и того, что наша гостья обладала бесценным даром умиротворяющего всепрощения, что оставалось для меня как наблюдателя пока закрытым.
Девушки, с которыми можно было бы по-свойски общаться и разговаривать про жизнь и литературу, были редкостью в моем тогдашнем окружении. Подружки моей сестры были для меня до сих пор или предметом влюбленности, или мне абсолютно безразличны. Так что мне было в новинку и к тому приятно иметь дело с юной дамой, не прибегая к ложному стеснению и разговаривая с ней на равных о том о сем. Помимо нашего равенства я чувствовал еще в ее голосе, ее речи и манере мышления что-то исконно женское, что меня грело и трогало.
С легким смущением я тем не менее заметил, как тихо и умело, не привлекая к себе внимания, Анна жила нашей жизнью, приспособившись к нашим обычаям и традициям. Ведь все мои друзья, которые приезжали к нам в гости во время моих каникул, всегда создавали нам некоторые сложности, привнося в наш дом нечто чужое; да я и сам был в первые дни после возвращения громче других и требовательнее, чем нужно.
Временами я поражался, как мало требовала Анна к себе внимания с моей стороны; во время разговора я даже допускал иногда грубость, видя, что это не задевает ее. Я невольно думал при этом о Хелене Курц! С ней даже в самом жарком споре мне приходилось выбирать самые осторожные и уважительные слова.