Рассказы о русских кораблестроителях

Быховский Израиль Адольфович

Вероятно, меха-крылья на подводном судне Ромодановского по конструкции напоминали складывающиеся «гармошки» и через забортные отверстия в корпусе сообщались с подобными «гармошками» внутри судна. Когда судно погружалось под воду, забортное давление надавливало на наружные гармошки и складывало их, прижимая к бортам. При этом весь воздух из наружных гармошек перемещался во внутренние гармошки, которые, наоборот, разжимались. В таком положении подводное судно Ромодановского имело отрицательную или близкую к нулевой плавучесть.

Для увеличения плавучести подводного судна при всплытии, возможно, существовало какое-либо примитивное приспособление, наподобие следующего. К поверхностям внутренних гармошек, обращенных к диаметральной плоскости,

прикрепляли по нажимной доске, которые устанавливались по бортам, параллельно той же плоскости. В середине каждой доски было предусмотрено по гнезду для торца червячного винта с двухсторонней резьбой. Винт состоял из двух частей, соединенных При по-152 мощи гайки-ползунка с рукоятками, при помощи которых

ее можно было вращать. При вращении ползунка винт то ввинчивался, то вывинчивался, сжимая или разжимая внутренние гармошки, в результате чего весь или часть находящегося в них воздуха поступала в наружные гармошки (или, наоборот, нагнетали воздух во внутренние гармошки). Соответственно наружные гармошки раздавались (или сжимались), а следовательно, увеличивался (или уменьшался) общий объем подводного судна.

Подводное судно должно было иметь на вооружении артиллерийские орудия, для стрельбы из которых оно всплывало.

По-видимому, Ромодановский рассчитывал, что созданное им судно будет погружаться лишь на самые малые глубины и плавать в подводном положении почти у самой поверхности воды. Такое предположение объясняет, почему изобретатель не задумывался над действием забортного давления на корпус лодки и не добивался повышенной прочности корпуса. По той же причине он не искал способа, с помощью которого можно осуществить обмен воздуха внутри судна, поскольку при плавании у поверхности воды это не составляло трудности.

Несомненно, для погружения под воду внутрь корпуса подводного судна Ромодановского необходимо было загрузить довольно значительное количество какого-либо твердого балласта, хотя об этом нигде не упоминается.

К сожалению, больше никаких сведений об этом любопытном проекте пока обнаружить в архивах не удалось, поэтому трудно высказывать более подробные гипотезы о его конструкции.

Важно отметить, что Ромодановский, подобно своему предшественнику Ефиму Никонову, строил небольшое подводное судно с деревянным корпусом, предназначавшееся для подводного плавания лишь на малых глубинах, вблизи водной поверхности. Как и Никонов, первоначально Ромодановский предполагал вооружить свое подводное судно пушками. Однако, по сравнению с Никоновым, Ромодановский пошел несколько дальше в своих поисках решения проблемы подводного плавания и выдвинул впервые несколько новых идей. Так, для обеспечения погружения и всплытия своего подводного судна он рассчитывал использовать принцип изменения его объема, а не веса. Ромодановский придумал специальную систему для удержания судна на определенной глубине погружения, основой которой были бортовые меха — крылья. Он также разработал конструкцию оригинального движителя для обеспечения передвижения судна в подводном положении. Движитель должен был приводиться в действие за счет использования мускульной силы экипажа.

Следует учесть, что все упомянутые идеи содержались лишь в первоначальном проекте подводного судна Ромо- 153

дановского, впоследствии ставшего основой для нового проекта, созданного совместно с Тереховым и Колын-ским. Новый проект они сообща пытались осуществить в течение почти целого года. Несомненно, что за это время у Ромодановского и его компаньонов родились новые творческие решения. К сожалению, до сих пор не удалось разыскать никаких сведений об этом втором проекте. Вероятно, их вообще не удастся обнаружить и в дальнейшем, поскольку Академия наук не интересовалась ими.

Вместе с тем, на основании даже тех немногих новых идей, выявленных из отрывочных сведений немногочисленных, публикуемых впервые в настоящем очерке документов, можно утверждать, что Семен Андреевич

Ромодановский — достойный продолжатель творчества «зачинателя подводного оружия» — Ефима Прокофьевича Никонова.

УЗНИК-ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

ЧАРНОВСКИЙ

Имя Казимира Г авриловича Чарновского долгие годы оставалось неизвестным для всех историков отечественного кораблестроения. Труды этого человека в области подводного плавания и его проекты подводных судов различных типов более столетия безвестно пролежали в пыльных делах секретных архивных фондов. Лишь сравнительно недавно советским исследователям удалось обнаружить их и установить, что Чар-новский в те годы высказал много оригинальных идей, нашедших свое воплощение в современном подводном плавании {327]. Царское правительство предавало забвению не только имена, но и творчество своих узников — борцов за свободу, видя в них угрозу самодержавному режиму. Достаточно напомнить о трагической судьбе талантливого изобретателя-революционера Николая Кибальчича, выдвинувшего перед казнью идею создания реактивного двигателя, которая также была предана забвению царскими сатрапами.

Трагичной была и судьба Казимира Чарновского, о жизни и творчестве которого многое рассказали пожелтевшие от времени документы, разысканные в различных архивах нашей страны [328, 331—334].

В 1791 году в семье помещика Гавриила Станиславовича Чарновского, проживавшего в своей усадьбе в деревне Корытница Игуменского уезда Минской губернии, родился сын Казимир. Старшему сыну — Станиславу тогда 154 исполнилось семь лет.

Чарновские — выходцы из польского чиновного люда владели в Минской губернии более чем трехстами десятинами земли. Им принадлежало шесть или семь деревень в Игуменском и Чаусском уездах и почти четыреста крепостных «душ» [333].

Гавриил Станиславович — человек передовых взглядов, образованный, был прежде всего страстным польским патриотом, мечтавшим о расцвете Речи Посполитой. Он нередко посещал Вильно и Варшаву, ездил вместе со своей семьей за границу. В 1817 году ему присвоили дворянское достоинство (326], что еще более укрепило тайные связи Чарновского с бунтарской частью шляхетского подполья, стремившегося порвать узы, связывавшие Королевство Польское с русским самодержавием.

В семье Чарновских обращали большое внимание на образование детей, стремясь при этом воспитать их патриотами. Оба сына — Станислав и Казимир прекрасно владели польским и французским языками, хорошо знали современную литературу, увлекались творчеством Адама Мицкевича и Пушкина, разбирались в вопросах философии. Станислав впоследствии окончил медицинский факультет Виленского университета, где затем долгие годы являлся профессором медицины и философии [331].

Казимир Чарновский увлекался чтением и сутками пропадал в обширной отцовской библиотеке. Особенный интерес проявлял он к техническим дисциплинам. Казимир неплохо рисовал, быстро освоил черчение, увлекался архитектурой, интересовался всевозможными техническими новинками. >

Связь родителей с польскими патриотами оказала влияние на формирование мировоззрения младшего сына. Казимир Чарновский в 1821 году примкнул к тайной шляхетской организации «Национальное патриотическое общество», организованное и возглавляемое Валерианом Лукасиньским. Этот видный польский националист считал, что успешная борьба с русским царизмом за восстановление независимости Польши возможна лищь при тесном взаимодействии польских и русских революционных сил. Лукасиньский установил связи с многими русскими революционерами и, в частности, с Пестелем, руководившим Южным обществом декабристов. После ареста Ду-касиньского Казимир Чарновский мечтал продолжить его деятельность, однако, по его мнению, необходимо было начинать не с окраин Российской империи, а с центра — с ее столицы.