Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
Заводы строй, пушки лей, армия, поди, регулярная нужна, офицеры свои, генералы.
Отстала Русь. Страна большая, а порядку мало. Попомни: ученики выучатся и
отблагодарят своих учителей.
«ГОСУДАРЬ, ДОЗВОЛЬ МОЛВИТЬ»
Зима. Мороз. Ветер. По завьюженной дороге несется резной возок.
Подбрасывает седока на
снег. Петр мчится в Тулу, едет на оружейный завод к Никите Демидову.
Демидова Петр знал давно, еще с той поры, когда Никита был простым
кузнецом. Бывало, приведут дела Петра в Тулу, зайдет он к Демидову, скаэкет.
«Поучи-ка, Демидыч, железному ремеслу».
Наденет Никита фартук, вытащит клещами из горна кусок раскаленного железа.
Стучит Демидов по железу молотком, указывает Петру, куда бить. У Петра в руках
молот. Развернется Петр, по указанному месту — бух! Только искры летят в
стороны.
— Так его, так! — приговаривает Демидов.
А чуть царь оплошает, закричит Никита:
— У, косорукий!
Потом уже скажет:
— Ты, государь, не гневайся. Ремесло — оно крик любит. Тут без крику — что
без рук.
— Ладно уж, — ответит Петр.
И вот царь опять в Туле. «Неспроста, — думает Демидов. — Ой, неспроста царь
пожаловал».
Так и есть.
— Никита Демидович, — говорит Петр, — про Нарву слыхал?
Не знает, что и сказать Демидов. Скажешь еще не так, только прогневаешь
царя. А как же про Нарву не слыхать, когда все кругом шепчутся: мол,
наломали нашему шведы бока.
Молчит Демидов, соображает, что бы ответить.
— Да ты не хитри, не хитри, — говорит Петр.
— Слыхал, — произносит Демидов.
— Вот так-то, — отвечает Петр. — Пушки нужны, Демидыч. Понимаешь,
пушки.
— Как же не понять, государь.
— Да ведь много пушек надобно, — говорит Петр.
— Понятно, Петр Алексеевич. Только заводы-то наши, тульские, хилы. Железа
нет. Леса нет. Слезы, а не заводы.
Петр и Демидов молчат. Петр сидит на резной лавке, смотрит в окно на
заводской двор. Там в рваных армяках и стоптанных лаптях двое мужиков тащат
осиновое бревно.
— Вот оно, наше тульское раздолье, — говорит Демидов. — По бревнышку, по
бревнышку, как нищие побираемся. — А потом наклонился к Петру и заговорил
тихо, вкрадчиво: — Государь, дозволь молвить.
Петр встрепенулся, посмотрел на Демидова, произнес:
— Сказывай.
— Тут ездили мои людишки, — проговорил Демидов, — на Урал. И я, государь,
ездил. Вот где железа! А леса, леса-то — что тебе море-океан, конца-краю не
видно. Вот где, государь, заводы ставить. Оно сразу тебе и пушки,
ружья, и всякая другая надобность.
— Урал, говоришь? — переспросил Петр.
— Он самый, — ответил Демидов.
— Слыхал про Урал, да ведь далеко, Демидыч, на краю земли. Пока заводы
построишь, ого-го сколько времени пройдет!
— Ничего, государь, ничего, — убежденно заговорил Демидов. — Дороги
проложим, реки есть. Что там даль — желание было бы. А что долго, так, чай, не
один день живем. Глядишь, годка через два и уральский чугун, и уральские
пушки — все будет.
Смотрит Петр на Демидова, понимает, что у Никиты думка давно об Урале.
Не сводит глаз и Демидов с Петра, ждет царского слова.
— Ладно, Никита Демидович, — наконец произносит Петр, — быть
по-твоему, отпущу указ, поедешь на Урал. Получишь денег из казны, людишек
получишь — и с богом. Да смотри у меня. Знай, нет сейчас в государстве
иных дел, чтоб важнее горнорудных были. Памятуй. Подведешь — не
пожалею.
Через месяц, забрав лучших рудокопных и оружейных мастеров, Демидов уехал
на Урал.
А Петр за это время успел послать людей и в Брянск, и в Липецк, и в
другие города. Во многих местах на Руси Петр наказал добывать железо и строить
заводы.
КОЛОКОЛА
— Данилыч, — вскоре после Нарвы сказал Петр Меншикову, — с церквей
колокола снимать будем.
У Меншикова от удивления глаза на лоб.
— Что уставился? — крикнул на него Петр. — Медь нужна, чугун надобен,
колокола на пушки лить будем. На пушки, понял?
— Правильно, государь, правильно, — стал поддакивать Меншиков, а сам
понять не может, шутит царь или говорит правду.
Петр не шутил. Вскоре по разным местам разъехались солдаты выполнять
царский приказ.
Прибыли солдаты и в большое село Лопасню, в Успенский собор. Приехали
солдаты в село к темноте, въезжали под вечерний звон. Гудели в зимнем воздухе
колокола, переливались разными голосами. Сосчитал по пальцам сержант
колокола — восемь.
Пока солдаты распрягали прозябших коней, сержант пошел в дом к
настоятелю. Узнав, в чем дело, настоятель насупился, сморщил лоб. Однако встретил
солдат приветливо, заговорил:
— Захаживай, служивый, захаживай, зови своих солдатушек. Чай, замаялись
в пути, продрогли.
Солдаты входили в дом осторожно, долго очищали снег с валенок, крестились.
Настоятель солдат накормил, принес вина.
— Пейте, служивые, ешьте, — приговаривает.
Охмелели солдаты, уснули. А утром вышел сержант на улицу, посмотрел на
звонницу, а там всего один колокол и болтается.