Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
император не решился на новый бой. Отдал приказ отступить войскам.
Вылезли ребята из подвала, вышли наружу. Смотрят — в город вступают
русские. А вместе с солдатами валят и жители. Вот и Тишкин и Минькин отец идет.
Увидел он сыновей:
— Ах вы разбойники! Ах шелудивые!
Застыли Тишка и Минька. А отец недолго думая снял поясной ремень и тут
же, прямо на улице, начал ребят стегать.
Терпят братья-двойняшки. Отец у них строгий. Другого
Наконец родитель устал, остановился, переводит дух.
— Тять, — полез Тишка, — а там раненый, — указал он рукой на торчащее
из-под земли оконце.
— Офицер, — прогнусавил Минька.
Спустился отец в подвал. Верно, не врут ребята. Присмотрелся — лежит
молодой полковник.
— Ого!
Побежал отец, доложил кому следует. Пришли санитары, забрали полковника.
А отец снова свернул ремень и продолжил свою расправу. Правда, теперь бил
уже не так больно и не столько ругался, сколько ворчал:
— Мать бы хотя пожалели... Ироды вы окаянные!..
Прошло несколько дней. И вдруг отец был вызван в городскую управу, и там
ему вручили медаль. К медали был приложен приказ, в котором значилось, что
житель города Малого Ярославца Кудинов Иван Михайлович, то есть отец Тишки
и Миньки, награждается медалью за спасение жизни русского офицера.
Опешил отец. Стал было объяснять, что тут-то он и ни при чем, что это спас
офицера не он, а Тишка и Минька. Однако в управе слушать его не стали.
— Кто там спас, разбирайтесь сами. Получил медаль и ступай, не
задерживай.
Вернулся отец домой. Не знает, что с медалью ему и делать. На две доли, что
ли, ее рубить.
— Тут вам медаль. Одна на двоих, — заявил он ребятам.
Смотрят Тишка и Минька на медаль. Глазенки горят. Руки к ней сами собой
тянутся. Вот бы такую на грудь надеть!
Однако отец у них строгий. Взял и спрятал медаль в ларец.
— Не для баловства подобные штуки, — заявил он сурово.
В ларце медаль и лежала.
Однако дважды в году, в рождество и на пасху, когда всей семьей Кудиновы
отправлялись в церковь, отец доставал медаль.
В церковь шел при медали Тишка. Возвращался домой при медали Минька.
СЛУЧАЙ, КОГДА НЕ НАДО БЫЛО КРИЧАТЬ «УРА»
— И зачем кричали «ура»? И как оно вырвалось? — сокрушались донские
казаки.
— Это Нечипор, Нечипор... Он за это в ответе.
Молодой казак Нечипор Худояк и вправду первым победное крикнул.
На следующий день после битвы у Малого Ярославца Наполеон с небольшой
группой офицеров и генералов ехал из штаба к своим войскам.
Едет
холме появился разъезд казацкий. Увидели офицеры и генералы конных, решили,
что свой отряд.
А казаки сразу узнали французов. Вскинули пики, галопом летят к генералам.
— Ура! — кричит Худояк.
— Ура-а! — голосят другие.
Наполеон вздрогнул. Свита пришла в замешательство. Кто-то открыл стрельбу.
Все ближе и ближе лихие донцы. Кони, почуяв удачу, словно не мчат, а летят
над полем. Режет утренний воздух тяжелый храп.
У Наполеона мурашки прошли по телу.
— Вот он, конец бесславный...
Сгрудилась, окружила императора свита. Каждый последний момент считает.
Худо пришлось бы французам, да только тут, заслышав пальбу и крики, вдруг
на помощь своим явились кирасирские эскадроны. Отогнали они казаков.
Долго не мог Наполеон позабыть об опасной встрече. Белость долго держалась
в лице. Наконец успокоился, вызвал походного лекаря. Приказал он военному
эскулапу немедля же изготовить смертельный яд. Не хотел император живым
попадаться в плен. Стал носить в пузырьке отраву.
Стали теперь более осторожными офицеры и генералы.
Но больше всех неудачу этого дня переживали русские казаки.
— Упустили... Эхма, упустили!.. И чего кричали <<ура»?.. И как оно только
вырвалось!
ЗЛАЯ ВОДИЧКА
Как-то еще во время Бородинской битвы какой-то полковник, бывший в
кутузовской свите, потянулся к фляге и выпил глоток, второй. Заметил Кутузов, и ему
захотелось.
— Э-ей, голубчик, подай-ка сюда водицу.
Растерялся полковник. Во фляге была не водица, а чистый спирт. Не нашелся
полковник, как же ему ответить, отдал покорно флягу.
Поднес Кутузов флягу к губам, сделал глоток и чуть-чуть не задохнулся.
— Ух ты! — с трудом переводит дух. — Водичка какая злая.
— Так точно! — гаркнул полковник. — Пьем и терпим, ваша светлость.
Хотел фельдмаршал разгневаться на офицера. Однако полковник так ловко
ответил, что вдруг остыл, рассмеялся Кутузов. Вернул он владельцу флягу и только
пальцем ему погрозил.
Узнали другие офицеры, что Кутузов простил полковника. А у многих во
флягах вместо воды было вино или спирт. Осмелели.
Заметил это Кутузов.
И вот снова такой же случай. Теперь уже у Малого Ярославца. Смотрит
Кутузов на поле боя. Рядом крутится свита. И снова полковник, не тот, а другой,