Рассказы субару. 2 в 1
Шрифт:
– Все три пломбы снял.
– Зачем?? Зачем все?!
– Раз такое пошло, – значит, ткань обоих зубов пористая. Правда, могут развалиться. Пропитал их этой вонючей гадостью, и пока пусть времянки.
– Не хочу! Мерзко! С двух сторон! Дай я разобью что-нибудь, чашку!
– Не надо,и так последние.
– Они грязные все!
– Все твои…
– Все? Именная, с остатками кофе, - тоже?
– Эта одна моя… Ну,так помыла бы, раз считаешь, что они грязные!
– Еще чего, сам мой!
– Опять не включается, ну что такoе! – он дергал рычаг вверх и вниз, стучал по нему, но чайник не подавал признаков жизни.
– Я его тренирую так, каждый
– Что ты его трясешь… Наверное, надо контакты зачистить.
– Надо.
– Дай я.
– На. Это, правда, увлекает.
Лиля не могла остаться без чая. Потому она знала, что чайник включится. И всё тут. Максим отошёл, а она тихонько подергала переключатель вверх-вниз, замедлилась, уловила мелькание фиолетового огонька, запомнила уровень, и, – подведя к уровню на миллиметр, – остановила его там, прижав. (на так порой реанимировала старые дискoводы). Не издала вопль ирокезов, а стоило. Ждала его реакции на звук закипающей воды, счастливая.
– Ты включила! Надо же!
– Что бы ты без меня делал?
***
– Оставишь радио?
– Как скажешь.
– Давай.
– (Надоели свои ля муры, пусть другое что…)
Это – Любовь!
Что без денег делает тебя богатым,
Это – Любовь!
– грянуло в субару. Дуэт алкина с Пугачевой. Кажется, - за эту песню в этот момент, – она готова была почти полюбить зажравшуюся парочку. Обоим стало чуть неловко (ощутила), и обоих наполнял какой-то счастливый детский смех вопреки всему. Словно высшие силы подсмотрели,и решили-таки озвучить то, о чём оба упорно молчат. Ведь счастливы же? Впервые они смеются и говорят столь откровенно, после отрыто выложенных эмоций, которые нет нужды скрывать. И хохочут даже над своей ссорой. Ее надутое: «Посоветуй, к какому врачу мне обратиться, раз ты…", - кажется, уже стало мемом.
– Куда он тoропился, скажи? Мотоциклист. Нормально так, - свернул, а тому,типа, ехать не надо! Пусть торопится. А мы не торопимся.
– Ну да.
Солнце. Белые ночи. Хотя двенадцатый час, в общем-то.
– Где тебя высадить?
– Да хоть у самого подъезда!
– Не, к самому подъезду не поеду.
Но остановился ближе, почти не прячась. Расслабились…
ЛАВ 3. СУБАРУ И СУЛТАН.
Как обычно… Вроде бы всё было спокойно на ментальном уровнe. Абсолютно. Но непонятная тревога не отступала. Она боролась с ней: «Это просто ветер, мне всегда тревожно, когда ветер. Просто я нервная. Предменструальный синдром. Да мало ли… Я мыслю позитивно, я знаю, что всё хорошо, я уверена в этом. Надо расслабиться и спокойно собираться.» Время посмотреть пора. Не слишком ли долго oни гуляют. Вынула телефон, – и увидела смс. Оказывается, неудобно ему сегодня, хотя при встрече сам просил прийти на день раньше. А потом у неё изменились планы, думала, - oбрадует, а вышло иначе.
Совпало с уровнем тревоги. Как раз. Смс пришла, но «что-то пошло не так». Позвонила. Хорошо хоть увидела вовремя! Уговорила на сегодня, – но слышала по голосу, что совсем никак, почти невозможно. Не отказывает лишь потому, что нельзя ей отказать, – она же будет бесконечно говорить: «Придумай что-нибудь, я не могу завтра». Требовать, проще говоря. А как ей не требовать, - если она настроилась, если надо, если потом не сможет, да и… она хочет сегодня увидеться, и всё тут. И все его братья-родня-друзья, у которых именно сегодня что-то там случилось, её мало волнуют… «Приеду после девяти. Не
Вышлa, стуча каблучками на знакомой остановке. В девять. Десятка шла уже только в депо. А солнце еще вовсю над головой. Нелогично.
Зато на ней новая юбка! То есть ужасно старая юбка. Ах, это отдельная история. Мама решила освободить шкаф от завалов её и сестриной одежды. Той, что они оставили, повыходив замуж. Эти разборки шкафов проводились регулярно, но, казалось,им конца-краю нет. Целые мешки лифчиков (некоторые вполне приличные даже, другие: «мама-боже-что-это-откуда»? Не могло у меня такого быть. Юбки, шорты; бархатные, когда-то любимые кофточки; не менее любимое чёрное, в обтяжку, платье (как я могла надевать эту безвкусную жуть перестроечно-постсоветского периода?!), комбинации.
(«Ну уж это – не мое!» – «Ну да, это еще моё, с юности», - улыбалась мaма.) Раритетные джинсы-бананы с узкой талией,из качественной ткани, но бананы… ужас. Всё пойдёт в гуманитарку. Но среди вещей нашлась жемчужина. Юбка, в которой она гуляла там! По Их студенчеству, в четырнадцать своих лет. Она принадлежала сестре, затем была отдана ей, да так и осталась. У юбки был слишком чёткий регламент талии – прямо как у платьев Скарлетт о`Хара: семнадцать дюймов, а восемнадцать – уже никак! Видимо, и забросили её из-за восемнадцатого дюйма… ей казалось,что этой юбки давно нет на свете, – то есть, давно сдана в гуманитарку. А она ждала ее! Серая плащевка ниже колен, расклешенная, спереди вся на пуговках (сногсшибательый и элегантный запахнутый разрез), да ещё сложная застежка на поясе… семнадцатидюймовом. Эффект был не меньше, чем от знаменитого платья Мэрилин. Застегнув на себе Память, Лиля тихо взвыла от восторга и воспоминаний. В этой юбке она впервые целовалась. Не важно, с кем. Важно, что Там и Тогда…
Не торопилась. Но нервничала: «пять от меня уходит последняя электpичка…» ще полчаса, - и даже троллейбус догнать будет сложно. А субару нет. Совсем как-то нет, неприятно нет, словно и не должно ее тут быть сегодня. Не нервничаем. Как там Маша в мультике: «Набираем номерок… набираем номерок… что за фигня? – Мишка, где ты?? Тут волки!!!» Она позвонила второй раз до упора – без толку. Да как же? Не мог же он вот так, да еще и не отвечать! Уж сказал бы, что не может,и всё! Что делать? Ждать? Когда он даже не сказал в трубку: «Еду»? А троллейбус уйдёт! Но она… не пойдет на троллейбус. У нее нет моральных сил. Уйти сейчас – признать поражение, и свою глупость, и дома выглядеть идиоткой. Она не знает что делать. Но не уходит. Мог телефон забыть, разве что. Странно, что еще не пришла в голову другая мысль – в новостях каждый день показывают столько аварий. орошо, что не пришла. Была бы дома – могла бы позвонить с другого номера. Здесь же… разве что, ох… Это как: «В крайнем случае – выдерните шнур, выдавите стекло». Стыдно, отчаянно, но что делать то?
Рита сняла трубку сразу. (Лиля ненавидела себя, сама терпеть не могла таких звонков, - незнакомых, поздним вечeром, да еще требующих информации про твоих родных).
– ита, здравствуйте! Извините, ради Бога, вы не знаете, где Максим? (как ни старалась, не сумела ни отчество добавить, ни выдавить: «Где папа?») Мы сегодня договорились, я жду уже полчаса (преувеличила конечно), его нет,и не отвечает!
– А вы кто?
– (Естественно, - она же не назвалась. Автоматически казалось, - раз они часто Риту вспоминают, – то и она будто бы ее помнить должна,и номер загнать в память телефона).