Рассказы

Пээгель Юхан

Так думал Антон, устремив взгляд к морю и прислушиваясь к шелесту березок, и я не мешал ему, потому что нам обоим очень хорошо вот так вместе молчать и слушать, как играет Освальд.

Освальд перешел на польку, потом на какое-то модное танго, потом опять вернулся к вальсу.

– Жена, иди сюда, послушай тоже, - крикнул Антон в комнату.

Она вышла и стала слушать. Потом их взгляды встретились, и у обоих по лицу пробежала улыбка. Наверно, в мелодии старинного вальса было что-то, о чем знали только они двое.

Если подумать,

то придется признать, что гармонь - лукавый инструмент. Ах ты, кудрявая, скольких молодых ты соединила на качелях, на толоках, на деревенских гуляниях, околдовав тело и душу! И только потом уже наступал черед церкви и органа, который считается королем среди этих инструментов. Правда, наверно, неуместно тебя хвалить, потому что инструмент ты не интеллигентный и, слушая тебя, трудно заснуть. Ты аляповатая и громкая, в тебе много оптимизма, но ты и коварная, а жизненная философия у тебя здоровая, позитивная. И так славно и призывно разливаешься над тесной бухтой, над березами и можжевельниками, будто и ты выросла из этой скудной земли, которую человеку должно любить.

Эй, Освальд, не откажи, сыграй еще что-нибудь задиристое, тяни гармонь, чтоб распрямилась. Играй про березы, пахнущие субботним вечером, играй про молодость и любовь и вообще... про все...

– Мать, - кричит боцман в комнату, - сходим и мы на качели, поглядим на молодых!

И мы пошли.

1964

СТАРЫЕ ХОДИКИ

Ничего нет в том удивительного, что Анне-Мари вышла замуж именно за Ильмара. Ильмар пригожий высокий парень, у него светлые кудрявые волосы. И много хороших качеств: он работяга и гармонист, не пьяница, не бабник. Правда, нос у него немного набок в левую сторону, но ведь мужской пол в любви и браке никогда красотой не мерят. Кроме того, Ильмар самый богатый в деревне парень, передовой механизатор, тракторист и комбайнер.

Они женаты уже три года и счастливы. И ребенок у них есть. Дом новый, из белого кирпича, с мансардой, вода в кухне, на дворе баня. Перед домом растут штокрозы с махровыми соцветиями и просто настоящие розы. В прошлом году Ильмар купил машину.

Счастливая чета, что тут говорить. Иногда, правда, если уж очень горячие дни бывают, их сосед, тяхвенскнй Андре, предостерегает:

– Слушай, Ильмар, тебе небось даже бок согреть молодухе времени нет. Ты гляди, в старину говорили: молодка да картошка в поле - в одном схожи: что та, что другая хочет, чтоб ее обихаживали... Сам знаешь, ежели картошку, не прополоть да не окучить, так ничего и не вырастет, за ней ходить надо.

Шутки шутками, но только на этой почве между молодыми размолвок никогда не бывало. Анне-Мари не искала на стороне "обихаживателей", когда случалось, что муж и ночами не слезал с трактора. Одним словом, все было нормально, как положено.

Ничего не было удивительного и в том, что Анне-Мари усадила меня в чисто прибранной комнате, а сама, вежливо извинившись, пошла в кухню варить кофе. Стучала, гремела там, потом вернулась в комнату,

постелила на модный журнальный столик дорожку, включила телевизор и завела беседу, как того требует хороший тон.

– Красиво у тебя в доме, - сказал я для начала.
– Больше всего восхищаюсь твоими полами, до того гладкие, что...

– Да, с ними пришлось повозиться, - охотно объяснила Анне-Мари, - надо было обшить фанерой, прошпаклевать, загрунтовать и покрасить. Потом Ильмар достал польский лак, и мы еще раз покрыли. До чего же ядовитые у него пары, ужас как на грудь подействовало...

– Зато красиво получилось, - ответил я и скосил глаза на телевизор, где шел научно-популярный фильм о растительности в тундре.

Тут Анне-Мари встала, подошла опять же к модному низенькому буфету, достала из него две чашки от импортного сервиза, сахарницу, сливочник и серебряные ложечки.

– Выпить хочешь?

– А ты сама?

– Нет, я не пью. Если только в обществе другой раз пригублю.

– Выходит, я тебе не общество?

– Вечером, когда Ильмар придет, втроем сядем, тогда, - ответила Анне-Мари.
– А тебе я все-таки рюмочку налью.

Из серванта появилась рюмка дымчатого стекла и бутылка "Будафока".

Я выпил за ее здоровье, отхлебнул кофе, - нужно сказать: и то, и другое было отменно. Анне-Мари налила мне вторую рюмку.

О чем ты будешь говорить, если видишь, что другой человек как сыр в масле катается. Вот когда что-нибудь не так или душа не на месте, тогда разговоров много. Ругаешь, доказываешь, стараешься найти выход. А о чем тут говорить, да еще с женщиной? Даже про глупость начальства, о чем неизменно говорят за кофе, нет смысла говорить.

В телевизоре показывали, какие умные животные дельфины.

– Что же теперь дальше у вас будет: дом есть, машина есть, ребенок есть... Кстати, а где твой наследник? Вот я ему конфет принес. Или у тебя уже их несколько?

– В детском садике, а где же ему быть. Нет, для нескольких у меня времени нет, да и не запланировано у нас... Столько работы и всяких забот, что... Детский сад - хорошее дело. Гляди, вот у меня сегодня свободный день, а забот уже меньше, я в огороде много сделала. Ах, что дальше... Дальше заживем припеваючи, а что еще... Нужно наверху комнаты отделать, обставить их, холодильник купить, найдется еще о чем думать и куда деньги тратить...

– Ну, это вам не так уж трудно. Ильмар ведь хорошо зарабатывает.

– Да, неплохо. Весной и осенью больше денег приносит, свое хозяйство кормит, так что жаловаться нельзя. Сразу это не пришло. Сперва Ильмар работал в совхозе, денег было не густо, он пошел ремонтником, - все равно считал, что мало зарабатывает. Ну, потом опять вернулся в колхоз, когда там дела в гору пошли. Сейчас и правда вроде бы ничего.

В телевизоре рассказывали, почему латиноамериканские страны оказались в экономической и политической зависимости от Соединенных Штатов.