Расследует Максимилиан Хеллер
Шрифт:
Кот чуть не выпрыгнул из шкуры. Максимилиан изо всех сил пытался открыть глаза. Его взгляд упал на меня.
– Что такое? Ах, я помню, – сказал он вялым голосом, – зачем вы, месье, разбудили меня таким стуком?
Раздался второй удар, сильнее первого.
– Что это все значит? – спросил Максимилиан, нахмурившись. – Пожалуйста, откройте, доктор…
Я открыл дверь. На пороге появился полный мужчина в трехцветном кушаке. Позади него стояло несколько темных фигур.
– Прошу прошения,
Максимилиан встал и спокойно посмотрел на этого человека.
– Нет, месье! – ответил он, делая шаг вперед. – Максимилиан Хеллер это я!
– А! Тысяча извинений, я вас не увидел. В вашем доме немного темно, молодой человек. Ну что ж, начнем. Во-первых, позвольте мне заверить вас, что вид моего шарфа никоим образом не должен вас беспокоить.
– Месье, – довольно резко ответил философ, – я себя неважно чувствую. Не могли бы вы, как можно короче изложить суть дела, чтобы я мог вернуться в постель.
Шарф с триколором[2], обхватывающий широкую талию толстяка, достаточно красноречиво указывал на то, что перед нами стоит всеми уважаемый комиссар полиции при исполнении своих обязанностей.
На мгновение я испугался, что резкость Максимилиана могла быть неправильно истолкована.
К счастью, комиссар был наделен терпением, пониманием и вежливостью, что говорило о его житейской мудрости. Привыкший по долгу службы сталкиваться с грубыми и недисциплинированными людьми, этот человек приобрел удивительную выдержку.
Его сердце должно было бы быть нечувствительным и мертвым ко всем человеческим чувствам, разрушающим ту безмятежность души, которую справедливость, как и религия, требует от тех, кто хочет ей служить.
– Прошу вас, будьте любезны проследовать со мной, месье, – вежливо сказал комиссар, – мы не задержим вас дольше, чем будет необходимо, нам нужны ваши показания.
Максимилиан с трудом поднялся с кресла. Он был настолько слаб, что я спросил у полицейского, могу ли я пойти с ними, дабы мой друг смог опереться на мою руку.
Месье Бьенассис, именно так звали этого достойного представителя власти, охотно согласился.
Мы прошли по длинному темному коридору, и подошли к двери, которую в темноте почти не было видно. Один из агентов зажег лампу, а рабочий, которого комиссар привез с собой, разбил замок быстрым ударом молотка.
Порыв ледяного ветра ударил нам в лицо.
– Ха! – прорычал позади меня один из полицейских. – Он мог бы, по крайней мере, закрыть окно перед тем, как уйти.
– Гюстав, – сказал месье Бьенассис, обращаясь к мужчине
Полицейский сделал, как ему сказали. Мы вошли в комнату мансарды, даже меньшую, чем у Максимилиана. Единственной мебелью там служили: стол, два стула и кровать, на которой лежал отвратительный соломенный матрас. В одном углу комнаты мы смогли разглядеть небольшой сундук с замком. Комиссар сел за стол и разложил несколько бумаг, достав их из большой папки. Приглашающим жестом он дал понять Максимилиану, что ему надлежит сесть рядом с ним, затем он сделал знак одному из своих людей, который подошел к двери.
– Приведите ответчика, – крикнул слуга закона.
Я стоял позади мистера Хеллера. В коридоре послышались шаги, а затем в дверном проеме появился бледный мужчина с диким взглядом и взъерошенными волосами. Двое полицейских держали его за подмышки.
– Подойдите ближе! – приказал месье Бьенассис, внимательно наблюдая за вновь прибывшим через очки в золотой оправе.
С помощью двух офицеров мужчина сделал несколько шагов в комнату.
– Вас зовут Жан-Луи Герэн? – спросил комиссар.
Несчастный недоуменно посмотрел на полицейского.
– Были ли вы в течение последней недели на службе у месье Бреа-Ленуара?
Нет ответа.
– Известно ли вам о выдвинутых против вас обвинениях? – спокойно продолжил месье Бьенассис. – Вас подозревают в том, что вы отравили своего хозяина. Что вы можете сказать?
Обвиняемого судорожно трясло. Он несколько раз открыл рот, чтобы что-то сказать, но был парализован страхом, и звуки, исходящие из его горла, были неразборчивы.
– Послушайте, Герэн, – сказал комиссар, отворачиваясь от обвиняемого и делая вид, что разбирает лежащие перед ним бумаги, – мы не судьи и не палачи, и мы не хотим причинить вам вред. Здесь нужно говорить без страха. Вы можете говорить все, что хотите, но вы должны говорить. Вполне возможно, что вы невиновны, даже если обвинения против вас очень серьезные. Я должен предупредить вас, что ваше молчание и замешательство могут быть неверно истолкованы и использованы против вас. Признаетесь ли вы, что позавчера купили мышьяк у травника Легра?
Обвиняемый безуспешно пытался освободиться от державших его рук. Он видел, что его борьба бесполезна и побег невозможен. Слезы потекли из его глаз.
– Отпустите меня! – сказал Герэн голосом, прерываемым рыданиями. – Отпустите меня! Я невиновен. Клянусь, я честный человек. Спросите людей, спросите, кто я. Они скажут вам, что я честный человек. У меня бедная старая мать. Я приехал в Париж, чтобы заработать денег, потому что она больна и не может работать. Я убийца? Боже мой! Мой Бог!