Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками
Шрифт:
Из-за всех этих больничных катавасий я не слушал лекции по мерзлотоведению. Мне хотели поставить «тройку», но студенты меня отбили, и мне вывели «четверку».
– Так сделал свои первые шаги на пути изучения снега и льда нынешний ведущий гляциолог нашей страны, избранный действительным членом многих зарубежных академий, будущий главный редактор Атласа снега и льда мира…
Лед и пламя
– Тут нужно обязательно сказать о профессоре Рихтере Гаврииле Дмитриевиче, занимавшимся снежным покровом. Я встретился с ним в стенах Института географии, куда меня распределили после МГУ в августе 1954 года и где я вас сегодня принимаю
– Извините меня, ради Бога, но уж больно Вы несолидный директор: все время на ходу, на бегу, тридцати– и сорокалетние сотрудники и сотрудницы не могут за вами угнаться… Просто, еще раз прошу прощения, – Фигаро здесь, то есть в Москве, Фигаро там: в Киото, Рио-де-Жанейро, Париже, Нью-Йорке, далее везде… Неужели не чувствуете своего возраста: семьдесят все-таки, не пятьдесят…
– По счастью, я возраста как такового не ощущаю. Может, я таким уродился. Может, с семьей повезло. Жена, Валентина Алексеевна – врач-невропатолог, мы сорок лет вместе – познакомились на ее пути к Эльбрусу, она работала с горнолыжниками, а я вел свои наблюдения – однажды она вылечила от радикулита даже обезьяну, солистку американского ледового ревю… У нас с Валентиной Алексеевной сын Андрей, ему 38 лет, он окончил ЛГУ, океанолог по специальности, нашему внуку Диме 11 лет.
– Владимир Михайлович, слушая Вас, вашу пулеметную речь, я понял секрет Вашей стремительности. Сказать?
– Очень интересно.
– Вы, как ныне говорят в рекламных роликах, лед и пламень в одном флаконе, нет, не флаконе – фиале. Только лед глетчеров, лед Антарктиды может так долго сохранять пламень познания, пламень такой неистребимой любви к науке, к жизни, а это для вас синонимы – наука и жизнь, не правда ли? Вы ведь столько раз бывали на ледниках Памира, Северного Урала, Кавказа, в Арктике, в Антарктиде – не сосчитать.
– Почему же? Все сосчитано-пересчитано. После того, как профессор Рихтер сказал почти полвека назад: «Володя, а не заняться ли вам снежным покровом?», я стал гляциологом. Еще непременно следует назвать сыгравшего громадную роль в моей судьбе профессора Петра Александровича Шумского, выдающегося гляциолога, работавшего рядом с нами, в Институте мерзлотоведения, и пришедшего к Рихтеру с целью найти людей, которые бы изучали ледники Арктики. Так и началась моя снежно-ледовая одиссея. После моей первой зимовки с августа 1955-го по февраль 1956-го я провел годичную зимовку (1957–1958 гг.) на Антарктиде в составе гляциологического отряда Второй континентальной антарктической экспедиции, две зимовки на Эльбрусе, на его южном склоне (1961–1963 гг.); шесть сезонов отработал на памирских ледниках (1968–1973 гг.). На ледники мы попадали на вертолете, за световой день на высоте 5 100 метров над уровнем моря надо было вырыть шурф (технические подробности опускаю)…
– А жаль…
– Хотите подробности? Извольте: в Антарктиде мы вырыли 12-метровый шурф при температуре минус 60 градусов по Цельсию. Осуществляли во время зимовок снегомерные съемки, определяя толщину и плотность снега. С вертолета МИ-4, который почти касался земли, вернее – снежного покрова, мы прыгали прямо в снег. Рекордная посадка была на высоте 4 600 метров (на пятикилометровую высоту мы сами забирались). Пилоты нарушили тогда все летные инструкции, но мы сделали все, что намечали. Такой опасной, результативной операции больше никто в мире не делал.
– Как выдерживали собачий полярный холод?
– Выдерживали, такая у нас наука. Полярные морозы – не самое страшное. Особенно трудно было переносить холод, когда мы летали над памирскими ледниками на высоте 6 000 метров и делали съемки… Впрочем, холод не жара, однако любой холод, если хорошо экипирован, можно выдержать,
– Так уж и любой?
– До минус 60 градусов свободно – тогда еще дышать можно. В Барнауле в войну во время эвакуации было минус 55. Ничего, выжили.
Атлас снега и льда
– Отдел гляциологии, созданный в 1956 году, – самое крупное подразделение Института географии, если верить всевозможным справочникам и буклетам. Вы работаете в нем почти с самого основания, а последние тридцать четыре года, даже будучи с 1986 года директором Института, руководите этим отделом.
– Да.
– Понятно, почему именно в российском Институте географии родился «Атлас снежно-ледовых ресурсов мира», первый в истории труд, дающий целостную картину снежно-ледовой природы земного шара: ведь у нас в стране «десять месяцев зима, остальное – лето», ведь большую часть территории России укутывает ежегодно снежный покров. А еще говорят: голубая, зеленая Земля.
– С не меньшим основанием голубую и зеленую планету Земля можно назвать и белой. Мир снега и льда красив и грозен, разнообразен и обширен. Пятая часть поверхности нашей планеты ежегодно находится под снегом. Ледники занимают 11 процентов всей суши. В них сосредоточено почти две трети пресных вод. Общая площадь распространения льда по поверхности Земли и в земной коре, включая районы океана, равна в среднем 100 миллионам квадратных километров или 20 процентам земной поверхности. Лед – самая распространенная горная порода во Вселенной. Марс, Юпитер, Уран содержат огромные массы льда. Лед – это обыкновенный минерал с необычными свойствами. Шестигранные ветвистые снежинки в воздухе и округлые зерна фирна в снежной толще, красивые узоры на окнах и массивные клинья в холодных горных породах, прозрачный лед на озерах и молочно-мутный в ледниках…
– Вы говорите о льдах, словно о розах и звездах…
– А что может быть удивительнее этого вещества, белого в естественных образованиях и отливающего всеми цветами радуги под микроскопом?..
– Красота красотой, но лед всегда интересовал не только «лириков», но и «физиков»…
– Гляциология, наука о снежном покрове и льдах, своими корнями уходит в физику, геологию и гидрологию. Всерьез наука занялась льдом лишь во второй половине XIX столетия. Исследовать физические свойства льда оказалось очень трудно – результаты лабораторных измерений одних и тех же параметров отличались в десятки, а то и в сотни раз. Натурные наблюдения тоже были противоречивы. Ныне снежно-ледовые явления исследуются во многих странах.
– В одном из научных сборников, в статье сотрудника отдела гляциологии вашего института, кандидата географических наук Натальи Михайловны Зверковой я прочитал, что космическая съемка ледниковых районов и ее дешифрирование и послужили толчком к появлению массовой информации о ледниках, что к 70-м годам в гляциологии был накоплен такой обширный материал, который требовал обобщения, систематизации и наглядного способа отображения имеющейся информации.
– Да, мы в отделе гляциологии Института географии Академии наук СССР начали думать над Атласом снежно-ледовых ресурсов мира в 1972–1973 годах. Идея создания Атласа – наша, инициатива исходила от отечественных ученых. Это был с самого начала крупнейший проект, выходящий за национальные рамки. ЮНЕСКО, имеющая международную гидрологическую программу, поручила ученым Советского Союза сделать этот не имеющий аналогов Атлас. Проект был успешно выполнен, хотя и потребовал огромных затрат, сил и более двадцати лет работы. В нем принимали участие около 300 гляциологов, географов, климатологов и гидрологов из 25 научных учреждений всего Советского Союза.