Расстояние

Гилтроу Хелен

– Но в записях… – Стефан замолкает и кивает самому себе, переосмысливая. – Отделение?

– Интенсивная терапия.

Брат вскидывает брови.

– И коллеги ничего не замечали? Она ведь ходила к врачу общей практики, разговаривала о своем состоянии.

– Она пришла сразу к психоаналитику.

– Сама?

– Частный пациент. Платила наличными. Сказала, что боится, что все узнают, что она не может справиться.

– Потому что она сама врач, так? Врачи склонны к утаиванию личных проблем. – Стефан откидывается на спинку. – Ты говорила с психоаналитиком. Как он тебе?

– Осторожный.

Порой словно защищался.

– Женщина приняла слишком большую дозу?

– Никто не знает.

– Что? Я не понял.

– Тела не нашли. Последний раз ее засняли камеры видеонаблюдения. Она вышла из дома и исчезла.

– Кто заявил в полицию?

– Психоаналитик.

Стефан пристально смотрит мне в глаза.

– Ее психоаналитик? Не коллеги?

– Она была в отпуске в тот период, но не пришла на очередной сеанс. Доктор не смог до нее дозвониться по домашнему телефону, рабочего у него не было, поэтому он отправился к ней на квартиру.

– Психоаналитик сам поехал к ней? Мог ведь просто написать письмо.

– Он волновался.

– Дверь никто не открыл и он пошел в полицию?

– Да.

– Со словами: «Обратите внимание, эта женщина склонна к суициду?»

– Да.

– И теперь ты пытаешься ее найти?

– Пытаюсь узнать, что с ней произошло.

– Думаешь, она мертва?

– Мне бы не хотелось высказываться по этому поводу.

– Хочешь, чтобы это сделал я?

– Хочу.

Брат отворачивается, затем поднимается и начинает ходить по комнате. Помещение невелико, а он достаточно крупный мужчина – до окна ему достаточно сделать три шага. Несколько секунд он любуется пейзажем – слева красный с серым и белым поезд региональной линии переезжает через железнодорожный мост, справа на фоне серого неба хорошо видна башня Брэнфорда. Наконец, он поворачивается.

– Почему ты пришла ко мне?

– Хочу выяснить, что произошло.

– Но из записей все понятно. Почему ты им не веришь?

Потому что она жестокая убийца. Потому что Девлин видел ее темную душу, и Грейвс не мог этого не заметить. Я уверена, что так и было, но у меня нет доказательств. На этот случай у меня нет подготовленного ответа.

– Я не могу тебе рассказать.

– Потому что ты сама не знаешь, почему не веришь?

– Я не могу тебе рассказать.

Еще один пронизывающий взгляд. На этот раз с легкой неуверенностью. Хороший человек в дьявольской вселенной пытается все осмыслить. Насколько он лучше меня.

Нас разделяет расстояние в тысячи миль. Стефан не заслужил такого моего отношения.

– Мне надо узнать, что случилось с этой женщиной, – произношу я. – Я думала, что найду все в этих записях, но ничего не нашла, хотя прочла полдюжины раз. Я ничего не поняла.

– В них описан классический случай депрессии. Как из учебника.

– Я полагала, в них должно быть нечто большее.

– В этих записях ничего нет, – говорит он с пугающей уверенностью.

Мне кажется, на меня сбросили что-то тяжелое, придавившее к стулу. Все части тела стали невообразимо тяжелыми. Все дело в неоправдавшихся надеждах? Я, как Эллис, передвинула все камни и была уверена, что под этим, последним, обязательно что-то найду. И это поможет мне вычислить

клиента и спасти Йоханссона. Все напрасно.

Стефан не должен понять моего состояния.

– Тогда извини, – говорю я, стараясь взять себя в руки. – Я лишила тебя хорошего обеда. – Поднимаю глаза.

– Ты хотела увидеть только признаки потенциального самоубийцы, – говорит он. – В этом-то вся проблема. История слишком идеальная. У людей все сложнее, запутаннее. Особенно у тех, кто задумывает самоубийство.

– Полагаешь, она не имела склонности к суициду?

– Я полагаю, она никогда не была в кабинете этого психоаналитика.

Я молчу и лишь несколько раз моргаю.

– Ты обратила внимание на почерк? Слишком все гладко. Да, меняется цвет чернил, но весь текст читается как единое целое, нет смыслового разрыва между окончанием одной записи и началом другой. А он должен быть. И почерк должен немного меняться, он разный каждый раз, когда человек берет ручку, – иногда мы пишем быстрее, иногда медленнее, утром, выпив две чашки кофе, и перед обедом мы пишем по-разному… Должны быть различия. Его почерк должен был меняться, а этого нет. Только в конце, ты не заметила? Размер букв иной. Появляются повторяющиеся фразы, как повторяются его мысли. Он почти отходит от клише. Будто она просидела перед ним несколько месяцев, а теперь перед ним черта, рубеж, и он сдался. – Стефан прерывается.

Я слушаю его, затаив дыхание.

– Продолжай.

– Психоаналитик утверждает, что она способна на самоубийство, что может покончить с собой. Но разве кому-то из ее знакомых приходило в голову, что она на такое способна?

– Кейт все скрывала.

– А если скрывать нечего? В ней нет злости, недовольства собой, никакого расстройства концентрации. В доме у нее чисто, она занималась спортом, следила за собой, пунктуальна, на нее можно положиться. Где же тут депрессия? Только в истории болезни.

– Хочешь сказать, что записи поддельные?

– Наконец-то поняла. Пятнадцать месяцев? А записей хватает лишь на одну встречу. Уверен, он все написал за один раз. У него в голове был список симптомов, и он проверял каждый. Я уже сказал, проблема в том, что ты хотела увидеть самоубийцу. И он был озабочен тем, чтобы передать одну мысль: эта женщина собирается себя убить.

Стефан выбрасывает руки в стороны.

– Шарлотта, возможна ошибка… – Опускает руки. – На основании того, что ты мне дала, могу сказать одно: она не больше нас с тобой была склонна к суициду.

Все взлетает в воздух и опускается на свои места.

Ты видишь то, что тебе подсказали, хоть это и кажется бессмысленным.

Ты поверила в сказанное, как и все остальные: полиция, коллеги, соседи, пресса, все, кроме Марка Девлина. Ты так просто купилась.

Солнечный луч за окном пропадает и появляется вновь.

А что, если вся эта история вымышленная?

Итак, что мы имеем? Пропавшая женщина и заключение эксперта. Череда сеансов и пятнадцать месяцев наблюдений за развитием суицидальных наклонностей Кэтрин Галлахер. При этом никаких доказательств.