Рассвет для двоих
Шрифт:
— Это неинтересно.
— Тогда на ослике.
— У тебя есть ослик?!
— Ха! Я же граф. У меня есть много осликов. И лошадей. И всякого разного другого.
Лу вдруг посерьезнела.
— Когда я начинаю об этом думать, мне становится не по себе. Как ты думаешь, нас не разоблачат?
— Не знаю. Я так рад, что ты меня не подвела, что и думать об этом не хочу.
— Ты обещал рассказать про свою семью. Давай. Начинай.
— Ох. Ладно. Значит, так. Графы Бонавенте известны в Италии
— Нет, это не надо. От этого у меня комплекс неполноценности. Джонсы в Кембридже тоже известны, но только не так давно.
— Хорошо. Хотя ты это напрасно. У нас в Италии аристократы вовсе не такие снобы, как в Англии. Папа, например, начинал помощником механика на автозаправке.
— Ходил в народ?
— Нет, просто дед считал, что это необходимо. Папе было пятнадцать лет, и он вкалывал совершенно по-честному.
— А ты? Тоже начинал пролетарием?
— Нет. Начинаю думать, что зря. Против папы я слабак.
— Ну да?
— О, ты сразу это поймешь, когда увидишь его. Вот папа — это настоящий граф, и я думаю, что работа механиком ему в этом только помогла.
— Ладно, давай дальше.
— Дальше мама. Ее зовут Кьяра, она очень красивая, очень спокойная и очень не любит светские приемы, но вынуждена все время на них ходить, потому что состоит во всех благотворительных фондах Италии. На самом деле она медик по образованию, но поработать не успела, папа в нее влюбился и увез в Корильяно.
— А Корильяно — это...
— Это самый прекрасный замок на земле. Диснейленд видела? Так он против Корильяно — ерунда.
— Ой, неужели и башенки есть?
— И башенки, и остатки крепостной стены с зубцами, и флаги, и плющ на стенах, и стрельчатые окна, и галерея предков, то есть их портретов, и винные погреба — все, что хочешь.
— Экскурсию проведешь?
— Конечно. Так, кто у нас дальше? Джакомо Бонавенте. Мой умный братец. Ему двадцать пять, выглядит он на восемнадцать, а гонору у него на все сорок, но это вполне заслуженно. Он жутко умный.
— Чем он занимается?
— Всем понемногу. Был маленький — любил математику, теперь — экономист. Говорят, у него талант. Папа допустил его к управлению некоторыми компаниями еще несколько лет назад. Взрослые акулы бизнеса советуются с Джако на полном серьезе.
— Вы дружите?
— Скорее, он до меня снисходит.
– А ты?
— А я... я его люблю. Так получилось, что мы не слишком много общались в детстве.
– Почему?
— Были разные обстоятельства... Потом узнаешь. Джакомо сложный человек, на мой вкус — слишком серьезный, но я его действительно очень люблю!
— Если он такой умный, то сразу все поймет.
— Лу, не понимаю, чего ты так боишься? Ведь мы с тобой не ограбление Корильяно замышляем. Нормальный брак... почти.
– Их много?
– Чересчур. Так я считал в детстве. Их четверо. Луиза, Анита, Клаудиа и Донателла. Все — старше меня. Сестренки провели детские годы с пользой. У них был живой пупс, которого они пеленали, кормили с ложечки, воспитывали, шлепали, ставили в угол... Лет до пятнадцати я считал их божеским наказанием, теперь как-то привык.
— Да и они, надо полагать, перестали тебя шлепать.
— Ну... воспитывать можно и словом. Вот вся моя семья. Хотя нет. Есть еще целая армия людей, которых я тоже считаю родственниками.
— Дяди и тети?
— Нет. Няня, наш управляющий, садовники, слуги.
— Как это патриархально и феодально.
— Не смейся, Лу. Я вырос на их глазах, они всегда были рядом. К тому же их предки служили моим предкам, так что замок Корильяно вполне можно считать и их родовым гнездом.
— Должно быть, они вас любят.
— И мы их. Я, во всяком случае, не представляю Корильяно без них. Так, о ком тебе еще нужно знать...
Лу помрачнела.
— Быть может, о твоих друзьях... и подругах?
Альдо тоже нахмурился.
— Ты права. Это очень скользкий момент. Дело в том, что три года назад... Нет, начать надо с другого.
И он рассказал ей историю своей неудачной помолвки, начиная с детских лет, проведенных вместе с Анжелой и Вероникой. Лу старалась сохранять беспечное выражение лица, но на душе скребли кошки. Она сама не понимала, почему ей так неприятно упоминание о влюбленностях Альдо Бонавенте, а уж личность Вероники Фабиани и вовсе приводила ее в ярость. Задумавшись, Лу не сдержала эмоций и брякнула, не подумав:
— Ну и штучка, должно быть, эта твоя Вероника, если ты сбежал прямо с помолвки!
Альдо с некоторым изумлением воззрился на девушку. В принципе, он неплохо разбирался в людях, а потому мог голову на отсечение дать, что в голосе Лу Джонс звучала откровенная неприязнь.
— Да не то чтобы штучка... Нет, Вероника вовсе не так уж плоха, но... Понимаешь, она занимается бизнесом и потому привыкла все просчитывать на сто ходов вперед. Я так не умею, даже, можно сказать, побаиваюсь такого подхода к жизни.
— Ты же тоже бизнесмен?
Альдо задумчиво уставился в окно. Лицо у него стало мрачным, почти трагическим.
— Вообще-то... Знаешь, Лу, бизнесмен из меня, кажется, паршивый. Я хочу сказать, особых ошибок я не совершал, но ведь и достижений не было.
— А чем ты конкретно занимаешься?
— Продажа и оценка произведений искусства. Работа с аукционами, с отдельными коллекционерами.
— Это же интересно!
— Да, если уметь это делать.
— Ты учился в Кембридже.